Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беспрерывно щебеча мечтательным голоском о том и о сем, Бха-Ти могла показаться легкомысленной, если бы не деловитые взгляды, которые она постоянно кидала вокруг: то поправит садовые инструменты, неровно висящие на стене амбара, то мановением руки заставит пригоршню воды смыть грязь в стойле. Кажется, у нее были очень высокие стандарты по части ведения хозяйства – все, куда падал взгляд, содержалось в образцовой чистоте и порядке. Лу решила уточнить:
– А здесь есть еще слуги?
– Сама ты слуга! – выпятила губу та. – Я горничная высшей категории, между прочим! Нет, здесь только я. А куда еще – хозяйство-то небольшое. Я и так со всеми делами обычно за полдня управляюсь.
– А тут найдется для меня какая-то работа? – без особой надежды поинтересовалась Лу, понимая, что со свободно владеющей эфиром ундиной она вряд ли сможет тягаться.
– Зачем тебе работа? Я же говорю, что сама со всем справляюсь.
«А чем в таком случае мне заниматься?» – хотела спросить Лу, но прикусила язык. Решать это, в любом случае, будет не Бха-Ти, а хозяйка дома, госпожа Миэрис. Хартис предполагал, что она, скорее всего, захочет взяться за всестороннее обучение девчонки. Увы, речь вряд ли шла о волшебстве – Лу прекрасно понимала, что никто не станет учить владению эфиром человека, лишенного истока. В ее случае под обучением, вероятнее всего, подразумевались всякие скучные предметы вроде чтения, письма и математики.
Тем же утром Лу довелось узнать, что такое знаменитые шаотские сплетни. Она завтракала с Вивис в абсолютном молчании: женщина, еще не победившая похмелье, морщилась от всего, что звучало громче, чем хлопанье ресниц, и зыркала на источник звука испепеляющим взглядом. Игнорируя стоявшую перед ней миску с овсянкой, она с утомленным видом таскала свежие булочки из корзинки, обильно мазала на них рыбную икру и затем долго, меланхолично жевала. Лу вся покрылась испариной, страшась ненароком стукнуть чашкой об стол или звякнуть ложкой о тарелку. В этой гнетущей тишине распахнувшиеся двери столовой заставили девчонку подпрыгнуть от неожиданности.
– Пьюрис пришла, – торжественно провозгласила Бха-Ти. Хозяйка дома подняла на нее угрюмый взгляд.
– Пусть заходит, коль пришла.
Кем бы ни была эта Пьюрис, Лу ей не завидовала: на лице Вивис застыло самое негостеприимное выражение. К тому же, когда ундина пригласила гостью войти, из гостиной донесся оглушительный в тишине дома стук каблуков, и от каждого такого стука Вивис болезненно корчилась, словно ее кололи булавкой.
Вскоре в дверях появилась облаченная в длинное красное платье шаотка неопределенных лет со скорбным выражением на лице. Перед собой она держала поднос, накрытый грубым полотенцем.
– Вив, дорогая, мне очень жаль… Так жаль… – проникновенно затянула она с порога. – Я знаю, что он всегда был для вас как член семьи… Пожалуйста, прими мои самые искренние соболезнования и этот огнефрутовый пирог в знак поддержки… А где Руфус? Наверное, убит горем…
Она поставила поднос на край стола, чтобы достать из недр своего декольте крохотный платочек и промокнуть глаза.
– Никто не умирает, Пью, – осадила ее хозяйка дома. Дама резко замерла, недоверчиво приподняв острый подбородок:
– Да? Правда? Ну а как же… Медведь? Разве он вернулся не потому… Не потому, что он при смерти…
Тут до Лу стало доходить, в чем дело. Все те, кто встречался ей прошлым вечером на пути, шептались вовсе не из-за нее, а из-за Бруно. Видя, как знакомый скакун едва плетется по улице, они решали, что с ним что-то случилось. И, судя по траурному виду пришедшей женщины, сразу предполагали самое худшее.
– Медведя просто отправили домой, потому что он уже староват для войн, – сухо бросила Вивис. Гостья, теребя платочек, недоуменно захлопала ресницами:
– Так значит, он еще будет жить?
– Я не понимаю. Тебя что-то не устраивает? – с наездом процедила Вивис, тяжело облокотившись на край стола, на ее темном виске от злости запульсировала жилка.
– Что? Нет! – воскликнула дама, замахав руками. – Разумеется, нет! Я так счастлива, что с ним все в порядке!
После длинной паузы, снова вооружаясь ножом и принимаясь за булочки с икрой, Вивис произнесла столь же возмущенно, сколь и обиженно:
– Знаешь, подруга, я не думала, что ты купишься на подобного рода слухи.
– Да уж, неловко вышло… Так и знала, что этой Шейдис верить нельзя… – тихо пробормотала себе под нос шаотка в красном и уже громче сказала: – Что ж, по всей видимости, произошло недоразумение, так что приношу свои извинения! Я предпочту удалиться…
Подхватив поднос, она очень бодро зацокала каблуками к выходу. Вивис аж подскочила:
– Э-э, нет, голубушка! Оставь-ка пирог здесь!
Пьюрис недоверчиво обернулась. Хозяйка дома требовательно постучала по столу указательным пальцем, по-бандитски поигрывая своим ножом.
Вздохнув, гостья возвратилась, поставила перед ней поднос и сняла полотенце. Прятавшийся под ним пышный румяный пирог тут же начал источать соблазнительный цитрусовый аромат. Лу думала, что теперь женщина уйдет, но она вдруг взяла себе чашку, налила чай и безо всякого приглашения опустилась за стол по другую руку от госпожи Миэрис. Та, увлеченная нарезкой и дегустацией пирога, никак не отреагировала на подобную бесцеремонность.
– Даже если закрыть глаза на то, что твоим информатором была Шейдис, которая врет, как дышит, как вообще ты могла поверить, будто Бруно уже того? – вскоре начала она отчитывать гостью. Вкусив угощение, она заметно повеселела: венка на виске успокоилась, морщины на лбу разгладились. – Ты ведь прекрасно знаешь, что этот косолапый верзила еще всех нас переживет.
– Ох, ну… Она была так убедительна, расписывая, насколько плачевно он выглядел: осунулся, облез, глаза слезятся, шерсть клоками… – Пьюрис осеклась, когда Вивис одарила ее неприветливым взглядом, и снова примирительно замахала руками: – Остынь, остынь. Я ведь уже извинилась. Просто все как на иголках из-за этой войны. В ином случае обычный медведь не породил бы столько слухов. – Она вдруг, словно только что заметив, обратилась к Лу: – Так ты приехала из того их лагеря, да? Как там моя дочь?
Застанная врасплох, девчонка непонимающе нахмурилась.
– Она про Джесс, стратегика армии Феникса, – объяснила Вивис с набитым ртом, облизывая пальцы. – Слушай, Пью, не думаю, что