— Наверное, ты права, краса. Ни я, ни Альгар не знали матерей и не можем о том судить, но силы сыграли свою роль. Я знаю это.

— Алвар, давай начнем сначала. Ты знаешь, откуда во мне эта ваша аэтер, если учесть, что она вообще есть?

— Она есть, краса. Потому ты чувствуешь нас, потому ты все подмечаешь, потому тебе все интересно, потому в тебе столько жизни, столько эмоций, которые ты порой не в силах сдержать.

— Эй, мы говорим обо мне, а не о Рамине, — остановила я вошедшего в раж Алвара.

Алвар усмехнулся и, оглядев меня с ног до головы, произнес:

— О да, ты не Рамина. Та прекрасна, потому что безмолвна.

Альгидрас рядом нервно рассмеялся, и я смерила его взглядом, а потом повернулась к Алвару.

— Это была шутка, краса, — поднял руки он. — Ты получила аэтер от своей матери. И от нее же аэтер получила Всемила.

— Ты веришь в то, что мы со Всемилой действительно сестры, что мою мать забрали из моего мира? — спросила я, чувствуя отголоски глухой тоски.

— Это правда, краса. Как бы странно для тебя это ни звучало.

Алвар замолчал, и в наступившей тишине стало слышно, как вдалеке волны разбиваются о прибрежные камни. Всемила родилась только потому, что так захотел Гаттар, умерла потому, что так решил Миролюб. И жизнь моей матери была предопределена заранее.

— Что ты знаешь о моей матери, Алвар? — негромко спросила я.

— Я знаю, что она была с изнанки.

— Ты давно об этом знаешь?

— Если ты спрашиваешь, знал ли я о том, впервые увидев тебя здесь, то мой ответ «нет». Брат Сумиран рассказал мне уже после того, как Альгар отправился за тобой.

— Она была аспиранткой твоего отца, — подал голос Альгидрас. — Альтар показывал мне документы о твоем рождении. Сразу после твоего рождения тебя забрали в семью твоего отца, а она отказалась от прав на тебя.

— Откуда у него документы?

— Он умеет убеждать, — глухо произнес Альгидрас.

Я горько усмехнулась.

— А дальше? Подожди. Дай угадаю: «потом она померла, а когда и как, никто не знает»? — с сарказмом повторила я слова Миролюба, которые он услышал в ответ на вопрос о судьбе его настоящей матери.

— Нет. По документам она погибла под завалами при землетрясении, — ответил Альгидрас, и я замерла. В этой чертовой истории все сходилось. — Так в Ждани оказалась Найдена.

— Я не верю, — прошептала я.

— Она родила сестру воеводы, — произнес Алвар, — а та, в свою очередь, должна была родить дитя княжичу. Но тут снова вмешался случай. Миролюб, подобно Альгару, испортил весь план.

Я прижала ладонь к губам, глядя прямо перед собой. Информация о том, что моей настоящей матерью была Найдена, не являлась новостью, но от этого она не становилась менее чудовищной. Мысль о том, что она от меня отказалась, меркла перед знанием о том, как сложилась ее дальнейшая жизнь. Из того, что я успела узнать об основателях, можно было сделать вывод, что церемониться с ней никто не стал. Сколько всего пришлось ей пережить, оказавшись здесь? Удалось ли ей сохранить разум? Почему она не говорила? Моя собственная жизнь, проходившая в борьбе за любовь, как выяснилось, приемной матери, борьбе неравной, заведомо обреченной на провал, не шла ни в какое сравнение с тем, в каком аду оказалась моя настоящая мать.

— Мне жаль, — произнес Альгидрас.

— Она не говорила, — прошептала я.

— Либо слишком испугалась, попав сюда, такое бывает, либо Гаттар запечатал ее речь. Так тоже можно, — произнес Алвар с сочувствием в голосе.

— Как ее звали? — спросила я, глядя на то, как тени от раскачивающегося фонаря скользят по бревенчатой стене.

— Елена, — негромко ответил Альгидрас.

— Елена, — эхом повторила я и перевела взгляд сперва на Альгидраса, а потом на Алвара.

Они смотрели на меня с участием, но я чувствовала, что это просто дань моменту. Они давали мне время привыкнуть к этой мысли, чтобы мы могли двигаться дальше, чтобы снова строить грандиозные планы по спасению их чертова мира. Ни один из них не понимал, что именно чувствовала сейчас я.

Альгидрас отогнал комара, кружившего у его щеки, и потер ладонями плечи, будто пытаясь согреться. Это отвлекло меня от невеселых мыслей. Я только сейчас поняла, что он, как и Алвар, в легкой рубашке без рукавов. Мужчины ходили здесь в таких днем. Вечером я никого из мужчин не видела, но подозревала, что они одевались потеплее.

— Вам не холодно? — спросила я, чтобы отвлечься от страшных мыслей.

— Здесь место чужой силы, — медленно сказал Алвар. — Так что да, мне немного холодно.

Альгидрас не ответил, лишь вновь потер плечи.

— Расскажи мне о планах основателей, — попросила я Алвара, надеясь на то, что в его версии появится что-то новое, что-то, что сможет вселить в меня надежду.

Алвар некоторое время смотрел на Альгидраса, точно решая, что именно сказать, а потом, вздохнув, обхватил себя за плечи и заговорил:

— Все было бы много проще, если бы основатели жили в мире и согласии и имели общие цели. Но так бывает только в славных песнях, — вздохнул он. — Разделение святынь вызвало сильное землетрясение, и Гаттар оказался в твоем мире.

— Это она знает, — перебил его Альгидрас.

— Помолчи, — огрызнулась я. — Хочу сверить ваши версии, раз уж вы не успели договориться.

Альгидрас закатил глаза и, что-то пробормотав, устроился на корточках у перил. Я прислонилась к перилам в паре шагов от него и поплотнее закуталась в плащ.

— Гаттар оказался во власти аэтер, заключенной в твоем мире. Дарим, так его звали, жаждал попасть сюда, где он смог бы войти в свою силу и слиться со стихиями. Но в нем самом аэтер было слишком мало, и он хотел получить ее от Рамины. Сыновние чувства — ничто по сравнению с жаждой, — негромко произнес Алвар, и я зябко поежилась. — Любые чувства ничто, если ждать слишком долго.

Альгидрас вскинул голову и пытливо посмотрел на Алвара. Тот светло улыбнулся.

— Это будет страшная сказка, и, видят Боги, я не хотел рассказывать ее к ночи.

— Продолжай, — попросила я.

— Гаттар и Дарим договорились о том, что на изнанке, с твоей стороны, родится девочка, которая будет нести в себе следы аэтер. В назначенный час сам Гаттар или кто-то из истинных пройдет по тому самому пути, который привел Гаттара к Дариму в первый раз, и проведет Дарима с девочкой в наш мир. К тому моменту Гаттар должен был убедить оставшихся истинных, что это их единственный шанс сохранить мир. Так это и было. Ткань рвалась и нужен был кто-то, способный слить все стихии воедино и усмирить их мощь. Дарим смог бы. Он многое знал от истинной аэтер, он был умен. Истинные согласились не сразу, но у них не было выбора. Был назначен день великого единения. О нем сказано в свитках. В день прихода Дарима и девочки с изнанки в наш мир Рамину должны были вернуть к жизни, чтобы тотчас убить, — голос Алвара звучал глухо.