нешуточных вещах — о жратве. Попятившись с кучи назад, Ва замолкает. До меня доносится бульканье, конечно же он не оставил все баночки в тайнике. Никогда не знаешь, когда потянет подкрепиться. Ежу понятно, что нервы надо лечить. И лечить старым проверенным многими способом. Я приникаю к посоху стараясь дышать спокойно. Из-за кучи старого ржавого железа появляется второй кролик, он несется галопом, зажав в зубах что-то похожее на птичью кость. Дав упреждение, я жму на спуск, посох сухо щелкает, толкая меня в плечо. Два. Выследим еще парочку и ужин готов. Главное, чтобы нашу добычу не утащили сколопендры или не съели мусорные слизни. Как только слизень присасывается своим огромным ртом к кролику, считай все, мясо испорчено. Его уже не приготовишь, а уж тем более не съешь. Кролик портится стремительно, прямо на глазах расползаясь в вонючую слизь.

Мы возвращаемся уже в сумерках, почти в темноте. Странное время, когда тени становятся длинными и глубокими. В них боишься утонуть. Я осторожно ставлю ноги, чтобы не оступиться, а мой чешуйчатый дружок, в котором плещется уже пара банок морковного пойла беспечно шлепает впереди, на его мощной, в буграх мускулов, спине качаются пять тушек. Вся наша добыча на сегодня.

Теней я боюсь. Даже в броне, даже в застегнутом шлеме. Мне кажется, что вот-вот из них выскочит похожий на пучок сухих палок павук. Низко завизжит, и бросится на меня. И тогда нужно будет постараться остаться в живых. При встрече с павуками, даже Ва немного осторожничает, в ловчих сетях, которые они удерживают длинными передними лапами легко запутаться. А разорвать их большая проблема.

Время теней и багровый отсвет ушедшего за горизонт солнца нагоняют тоску. Как же хорошо было в нашей уютной Башне! Несмотря на постоянный зов Штуковины у меня в голове. К нему можно было привыкнуть, тем более за каменными стенами его почти не было слышно. Я ловлю себя на мысли, что немного по нему скучаю. Полная тишина как оказывается неприятна. Неподалеку вспыхивает утробный визг охотящегося павука, а потом шум схватки. Мы ускоряем шаг. Почти бежим, оставляя потасовку позади.

Окрестности постепенно оживают, начинают ворочаться в сумерках. Ночь льется с неба как черная вода, медленно пропитывая Долину нефтяной тьмой, в которой слышен шум большой охоты на жратву. Когда до убежища остается пара минут, я уже начинаю волноваться: как там бедный Фогель? Может быть, его утащили павуки? Думать об этом неприятно. Вот только почему? Почему мне не плевать, что кого-то утащили павуки? Из-за Штуковины? Ведь Фогель нужен, чтобы ее починить. Как он там это делал? Засунет руки в ее потроха, что-то наколдует и она оживет. И снова примется меня звать. Тут нужно разобраться, Трикси. Нужно серьёзно разобраться! И я пытаюсь, хотя это не приносит никаких результатов. Меня это даже немного злит. Когда мы спускаемся в лощину, я улавливаю небольшой дымок, просачивающийся из груды кажущегося почти черным в сумерках плюща. От сердца отлегает. Милый Эразмус проснулся и развел огонь.

— Салют, поганец! — раздраженно приветствует колдуна Ва, — проснулся?

Идиотский вопрос, как по мне. Конечно м’техник проснулся и сейчас сидит, нахохлившись над старым колесным диском в котором пляшет пламя костра. Голова у него раскалывается — это видно невооруженным глазом. Он бросает на нас взгляд и присасывается к фляжке с водой. Мне хочется погладить его. Прижать к себе, царапая керамической броней. Нежно прижать, сказать что-нибудь успокаивающее. Но я сдерживаюсь.

— Болит, колдун? — негромко спрашиваю я и устраиваюсь у очага.

Он молча кивает головой, а потом хрипло интересуется.

— Кто там был?

— Так. Ерунда, поисковый отряд гвардейцев и Витовт — святой. Десяток человек и рыцарь.

— Мы победили? — уточняет он и трет лицо ладонью.

— Без проблем, чувачок, — встревает Ва, которому прямо сейчас необходимо предъявить претензии касающиеся выпитой гнилушки. Дружочку не терпится получить по счету, несмотря на то, что вся его драгоценная морковная табуретовка в свою очередь украдена у местных крестьян. То, что дракон присвоил, он абсолютно справедливо считает своей собственностью. Я вздыхаю, если они не остановятся, придется принимать меры.

Фогель грустно смотрит на дракона и икает. Сейчас ему не до перепалок. М’техника мутит, а навалившаяся темнота, из которой несутся звуки дермонов, вызывает полное уныние.

— Тронешь баночку без моего разрешения, пеняй на себя, — угрожающе булькает дракон.

— А то что? — невпопад реагирует Эразмус.

— А то! — заявляет Ва, — откушу твою тупую башку.

Я прерываю их ругань, слушать ее совсем не хочется, есть дела поважнее. Достав распоряжение Протопадишаха, я тяну его Фогелю.

— Теперь на меня охотятся, колдун, представь!

Сузив глаза, он пытается прочесть небрежные символы на бумаге, а потом отрицательно мотает белокурой головой.

— Я не понимаю, принцесса.

Ну, хоть чему-то он научился, вздыхаю я. Запомнил, как ко мне обращаться.

— Как не понимаешь?

— Абсолютно. Я не могу это прочесть, — он отрывает взгляд от бумаги и смотрит на меня. На лице то самое непонятное выражение, которое возникло при нашей первой встрече. Что-то прячется в его красивых глазах.

— Мои баночки… — Ва пытается вернуть утраченные позиции. Приходится остановить его жестом. Обиженный дракон поворачивается к нам спиной и принимается потрошить тушки кроликов, внутренности небрежно шлепаются вокруг нас.

— Тут написано «Девчонку живой, полюбому», — терпеливо объясняю я. — Это значит, что Протопадишах будет и дальше нас искать. Еще никому не удавалось улизнуть от него. Ну, кроме меня.

Фогель безразлично пожимает плечами, будто и ждал такого развития событий. Отблески костра ползают по его грязному лицу. Гладят белую кожу. Достав платок, я немного смачиваю его слюной и пытаюсь оттереть пятно на щеке. Опешивший колдун пытается отстраниться.

— Не бойся, дурачок, у тебя грязь на щеке.

Он понимает и сдается, позволив мне навести чистоту. Воспользовавшись моментом, я немного касаюсь его кожи. Чувствую пальцами тепло.

— Спасибо, принцесса, — произносит он, а потом лезет в броню рукой. — Совсем забыл! Надо поставить пугалку от местного зверья. Ночью тут просто кошмар творится.

Он вынимает