странные консервы, упакованные в мягкую пленку с цветной картинкой изображающей упитанного кролика, мне тоже нравятся. Обычно после выбросов их много в мусоре, слизням тяжело справится с фольгированным пластиком, а для нас легкая добыча — меньше усилий, чтобы выжить. Ва с видом знатока дегустирующего старое вино несколько секунд загадочно жует прикрыв глаза для большего эффекта.

— Чистый кролик, приятель! Прекрасное послевкусие, — заявляет он и делает большой глоток из банки с морковной гнилушкой. — Отлично сочетается с с’мгончиком. Или ты скажешь, что вафельки тоже не из кролика?

— Какие вафельки? — морщится Фогель. Мне его жалко, он почти ничего не ел за последнее время, только странные желатиновые колбаски, которых у него небольшой запас. Но, ничего, привыкнет. Местная кухня специфичная, но тут есть и совсем отличные вещи. Те же креветки, предположим. Я разглядываю Эразмуса: лохматая голова, длинные ресницы. Какой же он все-таки милый! Я хочу, чтобы он научил меня целоваться. Ведь целовался же он с той уродливой ведьмой с ХаЭр? Как-нибудь решусь и прикажу себя поцеловать, что он скажет? Надо почитать, как это делается. Я задумываюсь, а когда совсем близко слышен шорох лап, а потом предсмертный писк, автоматически проверяю короткий посох на бедре. Все нормально, он под рукой, легко выходит из петли.

— Ты вообще тупой? Не знаешь, что такое вафельки? — хрюкает Ва, демонстрирует сухие кусочки в желтой упаковке, а потом набивает ими пасть и хрустит, — видал?

— Это собачий корм, — устало поясняет колдун, — вы едите кошек и собачий корм. Это не нормальная еда. От вашей можно подхватить инфекцию.

Нормальная еда, я вздыхаю, интересно, креветки — нормальная еда? Мы порядочно удалились от реки, да и вершей у меня с собой нет. Все осталось в Башне. Проклятый косой Протопадишах все отнял. Теперь понятно, что дело даже не в блескушке и не в моих владениях. Дело во мне самой. Я вдруг оказалась сама для себя большой проблемой. Почему? Вот загадка, которая пока не поддается решению.

— Фекцию? Что за ерунда эта фекция? — Ва не перестает жевать. Он пришел в благодушное состояние, потому что поел и набрался гнилушки. Мир кажется ему светлым, несмотря на царящую вокруг беспросветную темень. Пока есть морковная табуретовка моему дракончику плевать на проблемы. Единственное, что может его тронуть это мои слезы. Если я заплачу, он готов на все. Правда, я пока еще ни разу не плакала, не давала ему возможность совершить подвиг.

— Инфекция, — разъясняет м’техник. — Можно заболеть. Отравиться и умереть.

Бронированному алкоголику это понятие незнакомо. Ва вообще не может отравиться, он ходячая фабрика по переработке любой пищи, и набивает брюхо всем, до чего может дотянуться. Чтобы отравить, нужно скормить ему что-нибудь совсем несъедобное. Какого-нибудь совсем больного искателя приключений.

— Галиматья, чувачок! Ты совсем сбрендил с похмела, — ставит диагноз бессердечный дракон и довольно гукает.

— Сам ты галиматья, — огрызается Фогель, — и тупой тоже.

Приходится их прервать, пока споры о кулинарии не вылились в потасовку. Победа в которой, несомненно, досталась бы Ва. Я прерываю их препирательства.

— Надо спланировать, что мы будем делать дальше. У кого какие идеи?

— Утром отобьем Башню и всех перекокаем, — тут же предлагает дракон, — сколько их там? Пятьдесят? Сто?

— Прекрасный план чтобы дать дуба прямо там, — одобряю я, — все дружно умрем. А что в таком случае делать со Штуковиной? Она сломалась.

— Из-за этого придурка, — определяет злопамятный чешуйчатый. Фогель морщится и возражает.

— Не из-за меня, а потому что полетел р’делительный контур. Сломался от старости, понимаешь, ящерица? В обычном случае, это совсем не проблема. Если бы ловил гипернет, я бы купил его в Бермегемеркте за пять минут, — сообщает он. — Уже бы давно поставил.

— Где-где купил?

— Бермегемеркт, гиперторговля. Понимаешь?

— Бырбырбыр? Гиприпля? — кукарекает Ва и хохочет. — Ты сам понимаешь, что несешь, чувачок? Я от твоих названий скоро лопну.

— Ааа! Ну, вас! — м’техник сокрушенно машет рукой в очередной раз убедившись в нашем полном непонимании колдунских терминов. — Это место где продают всякие вещи.

— Типа нашей ежегодной ярмарки? Там где продают морковку и прочее, — оживляется дракон, который неплохо наживается на случайных торговцах, забредающих в Долину. И в сфере его интересов вовсе не морковка. — А где это?

— В гипернете. В сети.

— Мы можем туда попасть? — интересуюсь я.

— Никак, принцесса, — отвечает Эразмус и показывает мне свой унитестер, — видите? Ни одной полоски. В вашем свинарнике ничего не ловит.

— И какой выход? Как ты будешь чинить Штуковину? — я пропускаю мимо ушей этот самый «свинарник». Я бесконечно терпелива и добра. Запредельно терпелива и исключительно добра к колдуну Фогелю. Даже не знаю, откуда это у меня. Когда я с ним разговариваю, я чувствую себя Матушкой Ва — королевой всех алкоголиков в округе, у которой большое сердце и ангельский характер. К этим новым ощущениям стоит привыкнуть.

План у м’техника простой и одновременно непонятный.

— Как уже говорил, сниму контур у старой Машины, — за его спиной сквозь плющ пытается проникнуть сколопендра, унитестер вспыхивает синим и она тут же с сухим щелчком улетает наружу, Фогель даже не оборачивается. Просто бросает взгляд на свою пластинку и объясняет — Пугалка, принцесса. Пока она работает, сюда никто не проникнет.

— Значит, старая Штуковина? — говорю я, откладываю книгу и беру кусок кролика. С него бежит прозрачный жир, капает в пыль у ног, расплываясь темными пятнами.

— Да, — отвечает Фогель, — до нее далековато. Вот, видите, точка?

На унитестере в самом углу горит красный огонек. Я пытаюсь определить расстояние, но у меня ничего не выходит. Близко- далеко, понятия растяжимые. Зато Ва во всем всегда уверен и бесцеремонно лезет в беседу с ценными наблюдениями.

— Мы дотуда никак недопехаем, лопух ты. Протопадишах сцапает нас раньше. Эта тварь очень упорная. Говорят, когда он выпал из окна ему отхватило ноги по самое интересное. И он неделю полз до Белых земель на руках, прикидываешь?

— И как же он теперь передвигается? — недоверчиво уточняет Эразмус Фогель.