— До нас дошли неподтвержденные слухи о том,что плохие ребята сорвались с катушек и что самый плохой из них хочет начатьвсех убивать. И дело тут не в деньгах. Слухи доносят, что он готов заплатитьлюбые деньги, но только чтобы покончить с этим делом. Он посылает больших ребятс огромными пушками. Слухи, конечно, говорят, что он сошел с ума. Но онковарный, как дьявол, и деньги могут поубивать много людей.

Этот разговор об убийствах не смутил Руперта.

— И кто же в его списке?

— Девчонка. И, я полагаю, любой с той стороны,кому известно о той бумажке.

— Что же я должен делать?

— Поболтаться поблизости. Мы встретимся завтраночью, в это же самое время. Если мы найдем девчонку, настанет твоя очередьдействовать.

— Как вы собираетесь ее найти?

— Мы считаем, что она в Нью-Йорке. У нас естьсвои пути.

Руперт отломил кусок рулета и отправил его врот.

— Где бы спрятался ты?

Посланец перебрал с десяток мест, куда бы онмог направиться, но в голову приходили только такие, как Париж, Рим,Монте-Карло, где бывал сам и куда направлялись все. Он не мог выбрать ни одногоэкзотического места, куда бы он мог отправиться и прятаться там весь остатоксвоей жизни.

— Я не знаю. А ты куда бы отправился?

— В город Нью-Йорк. Ты можешь жить там годамии оставаться незамеченным. Ты знаешь язык и знаешь порядки. Это идеальное местодля американца, чтобы спрятаться.

— Да, мне кажется, ты прав. Думаешь, она там?

— Я не знаю. Временами она поступаетпо-умному, а иногда допускает грубые просчеты.

Посланец поднялся на ноги.

— Завтра ночью, — сказал он.

Руперт на прощание махнул ему рукой. «Какойтупой прохвост, — подумал он. — Бегает и разносит важные сообщения по кофейнями пивным, а затем бежит и в красках пересказывает реакцию на них своему боссу».

Он бросил кофейный стаканчик в урну и вышел наулицу.

Как указывалось в последнем изданииюридического справочника «Мартиндэйла — Хубеля», фирма «Брим, Стернз эндКидлоу» имела сто девяносто юристов, а «Уайт энд Блазевич» — четырестадвенадцать. Таким образом, Гарсиа мог быть одним из шестисот двух сотрудников.Но если Маттис пользовался услугами других вашингтонских фирм, числоувеличивалось, и поиски становились безнадежными.

Как ожидалось, в «Уайт энд Блазевич» не былоникого по фамилии Гарсиа. Дарби поискала другие испанские фамилии, но не нашлани одной. Это было одно из сегрегированных аристократических учреждений,заполненных избранными юристами с длинными витиеватыми фамилиями. Среди нихизредка мелькали женские фамилии, но только две их обладательницы быликомпаньонами фирмы. Большая часть женщин была принята на работу после 1980года. Если она доживет до окончания юридического колледжа, она и не подумает отом, чтобы устроиться на такую «фабрику», как «Уайт энд Блазевич».

Грантэм посоветовал проверить испанскиефамилии, потому что «Гарсиа» не похоже на вымышленное имя. Возможно, он былиспанцем, у которых Гарсиа является довольно распространенной фамилией, поэтомуона пришла ему в голову в первую очередь. Но из этого ничего не вышло. Испанцевв этой фирме не было.

В справочнике указывалось, что клиентами фирмыбыли крупные банки, представители пятисот наиболее богатых семей и множествонефтяных компаний. Среди клиентов значились четыре ответчика по делу опеликанах, но Маттиса среди них не было. Наряду с химическими и транспортными компаниями«Уайт энд Блазевич» представляла также правительства Южной Кореи, Ливии иСирии. «Какая глупость, — подумала она. — Если даже некоторые из наших враговнанимают наших адвокатов, чтобы проталкивать свои интересы в правительстве, тотогда их можно нанимать для чего угодно».

«Брим, Стернз энд Кидлоу» была уменьшеннойкопией фирмы «Уайт энд Блазевич», однако она имела в своих списках четыреиспанские фамилии. Дарби выписала их. Две принадлежали мужчинам и две —женщинам. Она подумала, что против фирмы, должно быть, возбуждалось судебноедело по обвинению ее в расовой и половой дискриминации, поскольку последниедесять лет на работу принимались разные категории людей. Перечень клиентуры былтаким же: нефть и газ, страхование, банки, правительственные учреждения.Довольно скучное поле деятельности.

Она сидела в углу зала юридической библиотекиФордхэма уже час. Было утро пятницы, десять часов по нью-йоркскому времени идевять по новоорлеанскому. В это время, вместо того чтобы прятаться вбиблиотеке, в которой никогда прежде не бывала, она должна была сидеть нафедеральном процессуальном кодексе у профессора Аллека, которого никогда нелюбила, но по которому теперь очень скучала. Рядом с ней сидела бы Алиса Старк,а сзади нее, как всегда, расположился бы один из ее университетскихвоздыхателей, Рональд Д. Петри, просил бы ее о свидании и делал бы неприличныезамечания. По нему она скучала тоже. Она скучала по тихим утренним рассветам набалконе Томаса с кофе и ожиданием пробуждения Французского квартала. Онаскучала по запаху одеколона от его халата.

Дарби поблагодарила библиотекаря и вышла изздания. На Шестьдесят второй улице она повернула к парку. Стояло прекрасноеоктябрьское утро. Безоблачное небо и свежий ветерок приятно отличали его отновоорлеанского. Но наслаждаться им не было времени.

В новой куртке «рэй-бэнз» и с шарфом доподбородка, она не собиралась оглядываться назад. Ее волосы по-прежнемусохраняли темный оттенок, но укорачивать она их больше не будет. Ее, очевидно,никто не преследовал, но она чувствовала, что должны пройти годы, прежде чемона сможет вновь беззаботно ходить по улицам и не озираться.

Деревья в парке стояли в величественномубранстве из желтой, оранжевой и красной листвы, тихо опадавшей от дуновениялегкого ветра. Она свернула на Западную центрально-парковую улицу. Завтра онауедет и проведет несколько дней в Вашингтоне, а затем, если останется живой,покинет эту страну, а возможно, отправится на Карибское море, где она ужедважды бывала и где имеются сотни мелких островов, большинство населениякоторых говорит на более или менее сносном английском. Теперь, когда онипотеряли ее след, настало время уезжать из страны. Она уже навела справки орейсах на Ямайку и Нассау.

В глубине пирожковой на Шестой улице она нашлателефон-автомат и набрала номер Грэя в редакции «Пост».

— Это я, — сказала она.

— Ну-ну, я уже боялся, что вы сбежали изстраны.