— Он умоет руки, если суд пятой инстанцииутвердит решение присяжных. Но если он отменит решение, а Верховный суд откажетв рассмотрении этого дела, то у Маттиса возникнут серьезные проблемы. В такомслучае он, как мне кажется, затеет новую тяжбу и начнет все сначала. Слишкоммного вложено денег, чтобы он убрался восвояси зализывать раны. Надо думать,что, позаботившись о Розенберге и Джейнсене, он всерьез взялся за дело.

— Где он находился во время суда?

— Оставался совершенно невидимым. Помните, чтообщественности неизвестна его ведущая роль в этом процессе. Ко времени началасуда существовало тридцать восемь объединившихся ответчиков. Ни одна личность вотдельности не называлась, фигурировали только корпорации. Из тридцати восьмитолько семь компаний выступали на процессе официально, но его долясобственности в каждой из них не превышает двадцати процентов. На сцену быливыставлены лишь мелкие фирмы. Остальные находились за кулисами, и я не смогларазузнать о них. Но я выяснила, что многие из них тесно связаны друг с другом,а некоторые даже находятся в собственности у общественных корпораций. Распутатьэто почти невозможно.

— Но контроль осуществляет он?

— Да. Я подозреваю, что в его собственностиили под его контролем находится около восьмидесяти процентов этого проекта. Япроверила четыре из этих частных компаний, и три из них оказались за пределамиматерика. Две на Багамах и одна на Кайманских островах. Дельгреко тоже слышал,что Маттис использует банки и компании, зарегистрированные на островах.

— Вы запомнили те семь компаний, которыефигурировали официально?

— Большую часть. Они, конечно же, указаны вделе, но его у меня нет. Правда, значительную часть его я уже восстановила попамяти.

— Могу я увидеть его?

— Вы можете взять его, но оно смертельно.

— Я прочту его позднее, а сейчас расскажитемне о фотографии.

— Маттис родом из маленького городка подЛафайеттом. В молодости он снабжал деньгами политиков в южной Луизиане. Ужетогда он предпочитал делать это, оставаясь в тени. В своем штате онподкармливал демократов, а в столице — республиканцев. Вскоре он стал своимчеловеком в высших кругах власти. Он никогда не появлялся открыто, но такогорода деньги трудно скрыть, особенно когда они передаются политическим фигурам.Семь лет назад, когда нынешний президент был еще вице-президентом, он ездил вНовый Орлеан для пополнения республиканской копилки. Там собрались всеворотилы, включая Маттиса. Одно блюдо на устроенном ими обеде стоило десяткитысяч долларов, поэтому пресса, естественно, постаралась проникнуть туда.Каким-то образом фотографу удалось снять Маттиса во время рукопожатия свице-президентом. На следующий день снимок появился в новоорлеанской газете.Это чудесная фотография. Они улыбаются друг другу как лучшие друзья.

— Ее не трудно будет раздобыть.

— Я поместила ее на последней странице делатак, шутки ради. Из этого вышла веселая шутка, не правда ли?

— Теперь действовать начну я.

— Маттис исчез из поля зрения несколько летназад, и сейчас считается, что он живет в нескольких местах одновременно. Оночень эксцентричен. Дельгреко говорит, что многие считают его сумасшедшим.

Магнитофон просигналил, и Грэй сменил ленту.Дарби встала, чтобы пройтись. Занимаясь с магнитофоном, он поглядывал на нее.Две кассеты уже были записаны и помечены.

— Вы устали? — спросил он.

— Я плохо спала. Сколько у вас еще вопросов?

— Зависит от того, сколько вам еще известно.

— Основное мы обговорили. Остались лишьнекоторые недостающие детали, которых мы можем коснуться утром.

Грэй выключил магнитофон и встал. Она стояла уокна, потягиваясь и зевая. Он удобно расположился на диване.

— Что случилось с вашими волосами? — спросилон.

Дарби села в кресло, подобрав под себя ноги снакрашенными ногтями и упершись подбородком в колени.

— Я рассталась с ними в отеле в Новом Орлеане.А как вы узнали?

— Я видел фотографию.

— Откуда?

— Даже три. Две — из университетскогоежегодника и одну — из Аризоны.

— Кто вам их прислал?

— У меня есть связи. Они пришли ко мне пофаксу, поэтому качество не очень хорошее. Но на них вы с роскошными волосами.

— Лучше бы вы этого не делали.

— Почему?

— Каждый телефонный звонок оставляет след.

— Ладно, Дарби, не считайте меня новичком.

— Вы вынюхивали сведения обо мне?

— Всего лишь кое-какие детали биографии.Больше ничего.

— И на этом все, хорошо? Если вам что-то надознать обо мне, спрашивайте. Если я скажу нет, значит, нет, и оставим это впокое.

Грантэм пожал плечами и согласился.

— Забудем о волосах. Перейдем к менеечувствительным вопросам.

— Так кто же выбрал Розенберга и Джейнсена,Маттис ведь не юрист?

— С Розенбергом все понятно. Джейнсен малописал по вопросам защиты окружающей среды, но он упорно выступал против всякоготехнического прогресса. Если у них было что-то общее, так это защита экологии.

— И вы думаете, Маттис дошел до этогосамостоятельно?

— Конечно же, нет. Злонамеренный ум какого-тоюриста снабдил его их именами. На него же работает сотня адвокатов.

— И ни одного в Вашингтоне?

Дарби вскинула подбородок и нахмурилась, глядяна него.

— Я не говорила этого.

— Я помню, вы сказали, что адвокатские фирмыбыли в основном из Нового Орлеана, Хьюстона и других городов. Вы не упоминалиВашингтон.

Дарби отрицательно качнула головой:

— Вы ошибаетесь. Я могу назвать по меньшеймере две вашингтонские фирмы, на которые я натолкнулась в ходе исследования.Одна из них — «Уайт энд Блазевич» — очень старая, мощная и богатаяреспубликанская фирма с четырьмя сотнями сотрудников.

Грэй переместился на край дивана.

— А в чем дело? — спросила она, видя, как оннеожиданно заволновался и стал ходить по комнате.

— Это возможно. Это может быть, Дарби.