Но Эльгер обрек на это собственного сына.

– Что с ним стало? – прозвучало хрипло.

– Он выжил. Пришел в себя. Сейчас занимается исследованиями в отцовской лаборатории.

Ноздри Анри едва уловимо дрогнули, взгляд стал холоднее, а сердце словно сдавило в тисках.

– Ваша кровь, – тихо пробормотала я.

– Моя. – Анри смотрел мне в глаза или даже глубже. В самую душу. – Сожалею ли я о том, что сделал? Нет. Горжусь ли этим? Тоже нет.

– Простите. Я не должна была спрашивать.

На этот раз до его рук дотянулась я, сжала в ладонях.

– Все в порядке.

Взгляд мужа потеплел, скользнул за мое плечо.

– Тереза! – солнечно-звонкий голос Софи.

Обернулась: девочка смотрела на меня расширенными глазами, сжимая подол зимнего форменного платья. Непривычно бледная, особенно для ее смуглой кожи, с закушенной губой – кажется, она этого даже не замечала. Забыв о книксене, быстро заправила выбившуюся из-под шляпки прядь и уставилась на мужа. Прежде чем я успела хоть слово сказать, Анри улыбнулся и шагнул к ней. Присел рядом, протягивая руку.

– Здравствуйте, мадемуазель. Меня зовут Анри.

– Софи, – девочка переводила взгляд с него на меня и обратно. – Можно называть вас по имени?

– Нужно, – сказал он. – Приятно познакомиться, Софи.

Она снова напоминала дикого зверька, впервые вышедшего к людям. Но муж просто ждал, и тревога на ее лице сменилась настороженностью, которая понемногу перетекала в любопытство. Неуверенная улыбка коснулась губ, отразилась в глазах.

– Мне тоже, Анри.

Когда тонкие пальчики утонули в его ладони, я разжала сплетенные за спиной руки.

И поняла, что тоже улыбаюсь.

– Какая красота!

Софи рассматривала колье, которое мне подарил Анри. А я рассматривала ее: тень от длинных ресниц падала на смуглые щеки, на губах то и дело расцветала недоверчивая улыбка. Впрочем, она вряд ли это замечала, полностью во власти новых впечатлений. Да что там, я сама не могла поверить, что это действительно случилось. Что она сидит в моей комнате, на моей кровати. В сорочке, в которой еще вчера ложилась спать в общей спальне с другими воспитанницами в Равьенн. С распущенными волосами чуть ниже плеч, которые можно и не заплетать в тугую косу, если не хочется.

– Возьмешь его с собой? – Тонкие пальчики погладили сапфир и бриллиантовые снежинки.

Я кивнула.

– А меня? Можно я поеду с вами?

Девочка заглянула мне в глаза.

– Это невозможно, Софи.

– Почему?

– Потому что там будут только взрослые. Это скучно.

– Не скучнее, чем в школе.

Девочка хихикнула, закрыла футляр и нырнула в шкатулку с драгоценностями попроще. Их осталось не так много, но это было единственное развлечение, которое я могла предложить маленькой девочке. После того как она переступила порог дома – молчаливая, ошарашенная и счастливая, я отвела ее к себе на время, пока не готова детская. Мы забрали ее с письменного разрешения мадам Арзе. Все бумаги подготовят к нашему возвращению, и с того дня Софи станет моей дочерью по-настоящему, в глазах общества.

Впрочем, теперь мне начинало казаться, что она была ею всегда.

А сколько всего нужно было сделать в ближайшие дни! Пригласить портниху, съездить в магазин готового платья в Ларне, чтобы купить ей нормальную одежду на первое время. Найти гувернантку: Жером должен дать объявление в газеты, а Марисса побеседует с девушками, которые откликнутся, чтобы пригласить на встречу со мной самых достойных. Еще Софи наверняка понадобятся куклы и другие игрушки, красочные книги с картинками, не имеющие ничего общего с унылыми учебниками из Равьенн. Что ж, для всех нас это и впрямь стало неожиданностью, но когда я рассказала Анри про Евгению и ее внимание к Софи, он нахмурился и сказал: «Думаю, ей будет лучше у нас».

– Ой! – Девочка вытащила медальон-подвеску, которую мне вручил Ивар. На круглой золотой пластине замерла бабочка. Яркие сиреневые крылья с медными штрихами и темно-фиолетовый контур. – Какая прелесть! Можно?

Она и сама напоминала бабочку: не дожидаясь ответа, вспорхнула с кровати и бросилась к зеркалу. В стекле меж шторами мелькнуло ее отражение, Софи замерла, приложив украшение к сорочке. Поднялась на носочки, подалась вперед, чтобы разглядеть получше. Блеснули в свете ламп угольно-черные тяжелые пряди.

– Мне идет, Тереза? – Она повернулась, одной рукой неуклюже потянула в сторону подол сорочки, приседая в реверансе.

– Очень.

Девочка довольно улыбнулась.

– Уже поздно, – пробормотала она, возвращаясь ко мне. Протянула медальон на раскрытой ладошке и неожиданно по-детски широко зевнула. А я достала из шкатулки небольшую цепочку – тонкую, которую носила в юности с легкими девичьими украшениями. Надела на нее медальон.

– Помочь застегнуть?

– А так можно? – темные глаза загорелись.

– Если ты хочешь его носить.

– Хочу! Очень-очень!

Софи кивнула и задержала дыхание, пока я застегивала на ней цепочку. Глаза не просто сверкали – лучились недоверчивым счастьем, и от этого в комнате становилось светлее, чем от всех ламп, вместе взятых. Я откинула покрывало, и она быстро забралась под него. На огромной кровати девочка выглядела совсем крохотной и худенькой, еще меньше, чем показалось мне в нашу первую встречу. Сонно моргала, не желая закрывать глаза, подоткнула край одеяла под щеку и сжимала в кулачке подвеску.

– Когда вы уезжаете?

– Через два дня.

По-хорошему, мы должны были выехать завтра, чтобы добраться и устроиться до открытия бала. Но теперь я хотела подольше побыть с Софи, чтобы она немного освоилась в доме, лично познакомить ее с прислугой и все показать. Тем более что мы все равно успевали, пусть и впритык. Не думаю, что много потеряю, если познакомлюсь с остальными змеями чуть позже.

– Рано утром.

– Я встану тебя провожать, – заявила Софи и снова зевнула. Обхватила подушку руками, утопая в ней. – То есть вас. Ты не хочешь спать?

Она удивленно посмотрела на меня, когда я поднялась.

– Сначала пожелаю доброй ночи Анри.

Девочка широко улыбнулась.

– Пожелай и от меня тоже. Он хороший, я это чувствую.

Пока я подбирала слова, Софи уже закрыла глаза и пробормотала сквозь сон:

– Доброй ночи, Тереза.

– Доброй ночи, Софи.

Наклонилась, поцеловала ее в щеку и погасила светильники. Проверила, заперта ли клетка, где постоянно шуршала опилками Лилит. – Видимо, переезд взволновал и ее, и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.