Он в удивлении оглянулся.

– Почему?

– Тебя проклянут все!

Он наморщил нос.

– Ты это уже говорила. Это ты так обо мне заботишься?..Или об этих «всех»?

Она крикнула разозленно:

– Да на что ты мне сдался! Но ты отнимаешь у людейнадежду, неужели не понял? Жизнь тяжела… а у кого не тяжела, то сера ибеспросветна.

Ее конь мчится рядом, Олег покосился на нее с удивлением.Хорошенькая куколка, потому, когда раскрывает хорошенький ротик, ожидаешьуслышать сладкое пение или сладкое щебетание, но когда слова идут резкие ивроде бы с каким-то непонятным смыслом, то смотришь больше с удивлением, как наговорящую козу, чем вслушиваешься в звуки.

– Ты права, – сказал он, – мечтает. Ну и что?

– У тебя есть хоть капля жалости к людям?

Он буркнул:

– Чаще детей порют заботливые родители, чем те, которымна них наплевать.

– Но это взрослые люди!

– Взрослые тоже… должны.

– Что?

Он подумал и ответил веско:

– Все. До конца жизни. Без отдыха!

Она сжала повод в кулачках, но промолчала. Когда пошелсосновый лес, Олег забеспокоился, поторопил коня, что и так шел крупной рысью.Барвинок сжалась в комок, у сосен корни расположены очень близко к поверхности,и потому ветер часто валит даже гигантские деревья, тогда выворотни образуютцелые стены из корней…

Но за соснами снова пошел дубравник, у нее отлегло отсердца. Чтобы добраться до сосен, надо сперва преодолеть стену из толстыхкорней дуба, что уходят чуть ли не до середины земли в поисках подземных вод ипотому так часто выводят наружу роднички.

Высоко над лесом прокатился гром, дождь посыпался яркий иблестящий, будто с неба падает жемчуг, а солнце просвечивает все каплинасквозь. Они не успели промокнуть, как жаркое солнце все высушило, тольковоздух долго оставался горячим и влажным, как в бане.

По дороге попалось громадное черное зеркало лесного озера,что решило превратиться в болотце и уже с берегов начало затягиваться ряской итиной.

Наконец деревья расступились, кони с удовольствиемвыметнулись на простор заросшей пожухлой травой степи. Узкая извилистая дорога,что опасливо обходит лес, где могут быть звери и разбойники, выпрямилась ипошла красиво и уверенно. На горизонте проступили синие вершины гор, настолькопризрачные, что кажутся тающими облачками.

Она догнала волхва и пустила коня рядом.

– Магия, – заговорила она настойчиво, – этодар… это счастье!.. Нельзя отказываться от счастья.

– Это проклятие, а не дар, – возразил он. –Если бы уничтожал только слабых и дураков, кто бы спорил? Но и сильные… увы,удержаться не могут.

– Может быть, – предположила она, –недостаточно сильные?

Он покачал головой.

– Нет, сильные тоже… не совсем сильные. Потому магиядолжна быть уничтожена. Вообще. Вся. Чтобы не было соблазна. Все только трудом!И тогда дураки, что трудиться не любят, останутся на дне. У подножья великойгоры.

Она сказала с сомнением:

– Считаешь, среди умных, которые с тобой заберутся навершину горы, не будет злых, несправедливых? Загребущих и жаждущих захватитьвласть над миром?

Олег ответил недовольно:

– Ищешь средства, чтобы все и сразу? Такое не смоглидаже боги. Сегодня покончим с магией. Завтра будем думать, как связать руки…или отсечь от вершины нехороших умных. А пока…

Она вскрикнула и натянула повод. Им навстречу по земленесется холмик, словно земля не твердое и незыблемое, к чему привыкли, а тугонатянутое полотно, по которому снизу ведут большой толстой палкой.

– В сторону! – крикнул Олег. – Вон за текамни!

Она послушно повернула лошадку в сторону от дороги, там уобочины громадные валуны. За спиной был треск, шелест, шипение. Она оглянуласьв страхе.

Олег соскочил с коня, тот в испуге отбежал, а к волхвубыстро приблизился тот земляной холмик, вырос, и, прорывая почву, поднялсягромадный человек-крот. Комья земли отваливались от его тела, обнажая блестящийгладкий панцирь головогруди и мохнатое черное тело ниже. Он отряхнулся всемтелом, как пес, плотное тело заблестело во влажном воздухе, начал оглядываться,еще не видя добычу.

Справа поднялись еще два холмика, расширились и, прорвавтравяной покров, поднялись два чудовища, одного Барвинок узнала: тот, что тогдапоявился первым и нюхал землю.

Все трое бросились на Олега, он сказал что-то злое иперехватил посох двумя руками. Первый чуть опередил остальных, Олег ударил егов лицо тупым концом, как копьем, тут же пригнулся и ударил оставшихся по ногам.Она не поверила глазам, тяжелые грузные монстры упали, как подкошенные. Первыйподхватился и прыгнул на волхва, но кулак Олега встретил его на полпути иотшвырнул снова.

Отступив, он дрался уже посохом, вращая его с такойскоростью, что она опять видела только смазанные круги, словно крылья летящеймухи. Посох стучал громко и сухо, будто Олег бил по дереву.

Двигаясь быстро, он уклонялся от ударов и, хватая кого заруку-лапу, кого за плечо, а то и вовсе за голову, с силой толкал друг на друга,сталкивал лбами, сбивал с ног, давал подножки. Когда он так дрался в корчме, томногие просто не поднимались, а здесь все тут же вскакивали и бросались на негоснова.

Она видела, что его удары становятся все сильнее, вообщеначинает серчать, но другой бы вообще пришел в ярость, а этот странный человеквсего лишь добавил мощи в и без того сокрушительные удары.

Наконец она услышала треск: кулак Олега впервые проломилпрочный хитин. Она не видела, куда и кому досталось, все двигаются слишкомбыстро.

Монстры падали и поднимались уже с большим трудом, нопродолжали сжимать вокруг него кольцо. Однако и волхв уже пришел в бешенство,она видела его безумные глаза, в движениях появилась та звериная гибкость идаже красота, которой так гордятся воины.

Он бил жестоко, свирепо, наслаждаясь треском проламываемогохитина, упавших протыкал острым концом посоха и даже поворачивал там в ране,заставляя корчиться в агонии. Последний отступил, поспешно начал зарываться вземлю, Олег ударил в него, как копьем, вытащил, словно рыбу на остроге, и ссилой швырнул о землю.

Посох от последнего усилия переломился, зверь с оставшимся вгруди обломком ударился и бессильно распластал лапы. Из широкой раны, огибаязастрявшее древко, толчками полилась прозрачная жидкость.

Барвинок ошалело оглядывалась, все пятеро зверейраспростерты на земле, кто уже убит, кто умирает, солнце холодно блестит наплотных доспехах, все выглядят так, словно попали под катящиеся со стены замкабревна.