Цветок.

Мне потребовалось много смелости, чтобы задать ему этот вопрос. А ему потребовалась целая неделя, чтобы ответить на него.

Нет.

Мрак.

Хочешь поговорить об этом при встрече?

Цветок.

Нет.

Мрак.

Остаток года мы перебрасывались сообщениями на философские темы и болтали об искусстве. Я встречалась с Дином, а Вишес трахался со всеми подряд. Мы больше никогда не говорили на сокровенные темы. И никогда не признавались друг другу ни лично, ни в письмах, что это именно мы. Но с каждым письмом становилось все яснее, что мы подходим друг другу.

И каждый раз, когда я видела, как он шагает по коридору с ленивой улыбкой на лице и гаремом из болельщиц или парнями из футбольной команды за спиной, на моем лице появлялась лукавая улыбка. Та, что говорила: «Я знаю тебя лучше, чем они». Эти ученики могли тусоваться с ним хоть каждый день и посещать все его дурацкие вечеринки, но лишь я знала о нем действительно важные вещи.

Даже когда он пытался поцеловать меня той ночью, мы не вспоминали о Мраке и Цветке. А на следующей неделе от него пришло письмо, будто ничего и не случилось. Будто Вишес и Мрак оказались совершенно разными людьми.

Единственный раз, когда он признал, что действительно писал мне письма, произошел в тот день, когда я навсегда покидала Тодос-Сантос. Мы попрощались с тайным другом по переписке за неделю до этого, но на своем чемодане я обнаружила новый конверт. Почерк показался мне незнакомым, но я все равно знала, от кого это письмо.

Надпись на конверте гласила: «Открой его тогда, когда поймешь, что простила меня».

И с тех пор он так и лежал нераспечатанным.

Даже после того, как мы переспали, я не считала, что простила его. Скорее, просто удовлетворила свою потребность в нем. А сейчас? Сейчас ничего не изменилось, но любопытство взяло верх над самообладанием.

Я вытащила из обувной коробки пожелтевший, потрепанный на углах конверт и, вскрыв его, прочитала записку.

Ты всегда принадлежала мне.

Мрак.

Вишес

Стоило мне пройти сквозь двойные стеклянные двери ЧБХ, как меня встретили ошеломленные лица работников нью-йоркского филиала, которые надеялись, что им больше не придется иметь дело с таким засранцем, как я. А вот на моем лице не отражалось ни единой эмоции, а внутри царило спокойствие. Я оставался все тем же старым недобрым Вишесом независимо от того, с чем сталкивался в своей жизни. Офис наполняла трель послепраздничных звонков, перекрывающаяся голосами, гулом работающих принтеров и болтовней людей, прихлебывающих теплый кофе из кружек с надписями: «Лучшей маме/бабушке».

Я решительно направился к кабинету Дина. Я не мог его занять, потому что его уже занял Дин, но и не собирался покидать Нью-Йорк, так как не хотел находиться в каком-либо другом городе.

После разговора с Эмилией у галереи я отогревался в обжигающе-горячей ванне, пытаясь вернуть чувствительность своим онемевшим, превратившимся в ледышку ногам. Тогда-то у меня и созрело решение. Я не уеду из города, пока она не согласится уехать со мной. Даже если вместе с ней отправится ее болтливая сестрица Рози.

Эмилия, я состою из мести. Ты – из прощения.

Ты лучше меня. И я тебя не заслуживаю.

Но все равно не смогу отпустить.

Вот только Джейми говорил правду. Я вел себя с ней как гребаный кусок дерьма. Так что самое меньшее, что я мог сделать, – это не позволить ей ускользнуть из моих рук.

Я без стука открыл дверь в кабинет Дина, пересек его и уселся в кресло перед его столом.

Он разговаривал по телефону, никак не отреагировав на мое появление.

– Конечно. Я скажу Сью, чтобы кто-то занялся этим вопросом как можно скорее, – проговорил он и записал что-то в блокноте с логотипом ЧБХ. – Думаю, нам не понадобится много времени, чтобы составить проект договора.

Подтолкнув ко мне блокнот по стеклянному столу, он с ухмылкой ткнул пальцем в то, что написал.

Дерьмово выглядишь.

Я выхватил ручку из его руки, взял блокнот и, нацарапав ответ, поднял так, чтобы он видел его вместе с моим безразличным лицом.

А Сью – дерьмовая кандидатура для секса.

Дин усмехнулся, но вновь вернулся к телефонному разговору.

– Вообще у нас есть прекрасный представитель в Лос-Анджелесе. Один из генеральных директоров ЧБХ. Его зовут Барон Спенсер. Сью отправит вам его контактные данные вместе с нашим предложением. Как вам такая идея?

Я положил блокнот и ручку на стол, и Дин тут же что-то написал на листке, а затем вырвал его и хлопнул им меня по груди. Я подхватил бумагу и прочитал:

Но ей еще далеко до твоей мачехи. И мы не станем меняться филиалами.

Пришла моя очередь писать.

Хорошо. Я просто присоединюсь к тебе здесь. Не возражаешь, если я буду сидеть у тебя на коленках?

Он уставился на меня. Я подмигнул ему в ответ.

Мы снова превратились в задиристых подростков, которыми и были, пока Эмилия не приехала в Тодос-Сантос и наши отношения не полетели коту под хвост.

– Стивен? Простите, что перебиваю вас. Но у меня важный звонок по другой линии. По личному вопросу. Вы не будете возражать, если я перезвоню вам через десять минут? Спасибо. Хорошо. Спасибо. И вам тоже. Удачи! – попрощался Дин и положил трубку.

Я заметил, что несколько человек с любопытством поглядывали на нас из приемной, но подавил желание закрыть жалюзи, потому что понимал: сейчас не стоило так борзеть. Казалось, Дин готов помочиться прямо посреди кабинета, чтобы пометить свою территорию.

– Эмилия уволилась, – прошипел он и, открыв ящик, швырнул мне ее заявление об уходе.

Я даже не дернулся, чтобы поймать его.

– Знаю, – пожав плечами, сказал я. – Она может делать все, что ей вздумается. Но я не уеду без нее. Так что мне придется задержаться здесь.

– Скажи мне… – Дин наклонился вперед и переплел пальцы. – Как бы ты отреагировал, если бы я так поступил с тобой? Сказал тебе, что заставил твою бывшую девушку уехать из города, потому что не мог видеть вас вместе, а десять лет спустя трахнул бы ее в твоем кабинете, в твоей постели и на всех гребаных поверхностях? Прямо у тебя под носом? Как бы ты отнесся к этому, Вишес? Потому что я действительно начинаю верить, что ты социопат, раз не понимаешь всей мерзости своего предательства. Да, мы никогда не сближались, как я с Трентом или ты с Джейми, но все равно оставались братьями.