одну поправку. Поскольку Джосика в силу своего исключительного положения «вернуться к себе» до конца не сумела и даже, напротив того, умудрилась «противо-вернуться» чуть назад, к Дону, исторически она не считается первым «вернувшимся» стопарижанином. Первым – он, кстати, и дал всем остальным «возвращенцам» имя – был все-таки убежденный пути-пучерист Анкго Салмон Эльс, или попросту Солмз.

Дон, заместивший Солмза, был с самого начала очень не уверен в себе и очень себе не нравился. Начать с того, что очнулся он как Дон в месте, совсем для Дона не подобающем: в некой металлической яме, по пояс в чем-то, очень напоминающем человеческое дерьмо – с тем же запахом, с той же консистенцией и, как он нечаянно сумел выяснить, с тем же вкусом. Он потом долго пытался понять, откуда ему вкус дерьма известен. Там же, в яме, напротив Солмза, стояла некая измазанная той же субстанцией девица впечатляющей наружности, в первый же миг взвывшая дурным голосом и исчезнувшая неизвестно куда. Солмз же (то есть, конечно, Дон, только что севший в подлое кресло) окаменел и еще минут пять оглядывался в полном недоумении.

Дело в том, что Дон Уолхов при всей своей эрудиции понятия не имел о движении пути-пучи, не знал о нем ничего, кроме самых приблизительных и маловероятных слухов, которые всегда в изобилии гуляют по Ареалу.

Это совершенно понятно, почему Дон о пути-пучи ничего не слышал. Пути-пучи представляла собой к тому времени достаточно древнюю, но умирающую религию сверхэгоизма. Правда, говорят, что эта религия всегда умирает, но никогда до конца. Никто не знает, как и когда она появилась, мало кто знает вообще, что она существует. Знающие же относятся к пути-пучи с огромным предубеждением. Для обыкновенного человека нет ничего хуже и отвратнее пути-пучи. Проститутки, убийцы-маньяки, сверхгомосексуалисты, а также извращенцы межвидовой ориентации – все это по сравнению с пути-пучеристами всего лишь нежные, ласковые, только что родившиеся ягнята, которых так и хочется погладить по белой шерстке. Бог для пути-пучериста – его собственное наслаждение. Больше ничего во всем Ареале ему не дорого. Ему претят люди, интеллекторы, вызовы, которыми мы живем, – все для него ничто. Ему не слишком-то интересны даже те малые удовольствия, которые сопровождают нашу жизнь: созерцание природы, легкое нарко, вечерняя беседа с другом, нежная, умиротворенная ласка любимого человека… ему подавай что-нибудь поострей. Свои удовольствия пути-пучеристы придумывают себе сами, и вряд ли нормальному человеку доставит удовольствие эти удовольствия лицезреть.

Современные интеллекторные средства позволили пути-пучеристам резко расширить и усложнить спектр достигаемых ими радостей, но поскольку, как и всякая религия, пути-пучи крайне консервативна, основная практика пути-пучи базируется на древней, созданной, похоже, еще во времена древних браминов, теории трехточия.

Суть теории проста. Удовольствие перестает быть таковым, если оно длится долго и устаканивается примерно на одном уровне. Другими словами, счастье не длится вечно, даже если ничего не меняется. По-настоящему острое чувство должно быть коротким, «точечным». Помните, как там? «Остановись мгновенье, ты!» Однако остановленное мгновение счастья не принесет, а наоборот, быстро приестся. Кайф не только и не столько в высоте кайфа, а в скорости перехода от некайфа к кайфу. Чем быстрей этот переход, чем больше его размах, тем, соответственно, полнее достигаемое наслаждение. Поэтому безграничное счастье достигается только через безграничное неудовольствие – «отвращение», слово, которому пути-пучи придает иной и куда более глубокий смысл. «Наслаждение через отвращение!» – их основной мистический слоган.

Пути-пучеристы молятся на три точки: точку ада, точку рая, точку земли, по-ихнему – биджна, ройе и жикуда. Точка ада – исходная, туда они спускаются перед «попыткой», «молитвой», «святым восходом». Оттуда стремительно взмывает к точке рая их гхада – загадочный заменитель души, приемник наслаждения. Чем глубже ад, тем больше наслаждение, тем выше религиозный статус пути-пучериста. Точка рая – их цель. Точка земли – точка неокрашенных ощущений, точка, где гхада отдыхает, место, куда она устремляется сразу же после того, как достигнет рая. В раю нельзя находиться больше мгновения.

Для того чтобы забираться в дебри ада как можно глубже и как можно выше возноситься в небеса рая, причем тратить на все это действо как можно меньше микросекунд, рядовой пути-пучерист около пятнадцати лет посвящает особым, строго регламентированным тренировкам. Только после этого он считается достигшим первого уровня мастерства. Дальнейшее зависит только от него. В лучшем случае, затратив большую часть жизни, он может достигнуть чего-то подобного иоговской нирване – «края гхады». Ощущения, говорят, при этом возникают настолько острые, что подвижник превращается в одного из пути-пучеристских богов, способных творить чудеса и передвигаться по пространству в мгновение ока, не пользуясь свойственными для космического транспорта телепортальными технологиями.

«Тренировки» пути-пучеристов для нормального человека ужасны и по меньшей мере очень неаппетитны, особенно когда дело касается достижения точки ада. В их расписание входят извращения, от которых стошнило бы самого стойкого садомазохиста; более того, сюда же входят убийства, чаще под наводящими ужас пытками; дальше я перечислять отказываюсь из опасения самому прослыть садистом. Я, единственное, хотел дать читателю понять, почему пути-пучеристов, людей, которые заботятся исключительно о собственных удовольствиях, так не переносит остальное, менее ненормальное человечество. Пути-пучи кто-то определил как эгоизм, доведенный до абсурда, – а кому же нравятся даже неабсурдные эгоисты?

Дон, попавший в тело Солмза, постоянно чувствовал себя грязным. И даже не из-за того, что дерьмо, в котором он очутился в первую секунду, казалось, навсегда пропитало его кожу. Он чувствовал себя грязным в каждой клетке своего нового тела. Он не знал, что Солмз ко времени смены сознаний почти добрался до своей точки ада, а это особое состояние, из которого выйти полностью можно только путем осознанных мускульных и мысленных манипуляций.

Его почти тошнило от собственной грязи. С каждым днем это чувство усиливалось.

– Ей-богу, еще день-два – и сойду с ума!

Катаклизмы и ужасы первых дней обошли его стороной – он стыдился себя и тщательно прятался от людей. Несколько раз его вызывал на контакт сам моторола, но дон-Солмз стыдился и моторолы. Он не то чтобы впрямую сходил с ума – Врачи назвали бы его состояние менее однозначно, скажем, психозом, – но психоз этот действительно усиливался, бедняга чувствовал это и лихорадочно пытался найти избавление.

Несколькими днями позже того, как Джосика отринула сознание Дона и вернулась к себе, дон-Солмз, забравшийся подальше от людских глаз в какие-то жуткие темные подземелья (где за туманными клавдолитовыми стенами постоянно гудело и грохотало, где воздух был сперт, а мимо то и дело проносились пахнущие металлом чудовища, которые, впрочем, весьма предупредительно его огибали), вполне серьезно