Итальянцы были не из тех людей, которые могли бы облегчить положение австрийцев, пойдя им навстречу в вопросе о перемирии. Напротив, хлебнув от души из столь неожиданно преподнесенного им судьбой кубка победы, они ставили возглавляемой генералом фон Вебером комиссии по перемирию всевозможные препоны в продвижении к командованию итальянской армией.

Выдвинутые Италией условия перемирия оказались просто неслыханными и, строго говоря, означали полную капитуляцию Австро-Венгрии. Первый черновик соответствующего документа доставили в Баден в субботу утром 2 ноября, после чего его немедленно передали во дворец Шенбрунн, где после своего возвращения из Будапешта находился император, а также барон фон Штрауссенбург. Однако поскольку выдвинутые итальянцами условия перемирия серьезно затрагивали в первую очередь территорию немецкой Австрии, то император, прежде чем подписывать присланный договор, пожелал выслушать мнение членов Государственного совета. Последние же вовсе не склонны были разделять ответственность с императором и, представ перед монархом, отказались от каких-либо комментариев на том основании, что войну они не начинали и, следовательно, никакого отношения к ней не имеют.

Тогда император вместе с министром-президентом Австрии Генрихом Ламмашем созвал Королевский совет, который, естественно, решил принять предлагавшиеся уcловия договора без каких-либо поправок, поскольку другого выхода просто не было. После этого попытки склонить Государственный совет к такой же рекомендации продолжались до следующего утра. При этом начальник Генерального штаба неоднократно совещался с временным главой Австрии Карлом Зейцем и вождем австрийской социал-демократии Отто Бауэром. Но самым большим, чего удалось добиться, явилось лишь принятие Государственным советом условий перемирия к сведению.

Между тем распад армии продолжался ужасающими темпами, чему особенно способствовало венгерское правительство Каройи.

Военный министр Венгрии полковник Бела Линдер, заявивший, что он больше не хочет видеть солдат, еще утром 2 ноября, минуя Главное командование, отдал приказ командованиям групп армий о немедленном сложении оружия венгерскими полками и возвращении их на родину. При этом фон Штрауссенбург и фон Вальдштеттен тщетно пытались отменить этот приказ, грубо нарушавший права высшего командования. Однако после нескольких ожесточенных споров по телефону желание венгров все же было удовлетворено.

Ужасающее положение войск на фронтах естественно стало причиной того, что высшие командные инстанции начали все настойчивее требовать скорейшего заключения соглашения о перемирии. И в ночь на 3 ноября с одновременным уведомлением главы комиссии по перемирию генерала Вебера войскам был отдан приказ о прекращении боевых действий.

В три часа ночи император собственноручно подписал указ о передаче генерал-полковнику фон Штрауссенбургу полномочий главнокомандующего вооруженными силами и в служебной записке отдал ему приказ подписать договор о перемирии, условия которого угрожали тылу Германии. Сам он, в чем мне прямо признался, решиться на это не отваживался. Однако после недолгого раздумья фон Штрауссенбург, помня о том, что он к тому же является командиром прусского полка, верный своим убеждениям, отказался сделать то, что сам император считал позором. Тогда в интересах поддержания своего авторитета кайзер назначил главнокомандующим армией фельдмаршала Германа Кевесса фон Кевессгаза, все еще находившегося в Сербии. Однако договор о перемирии был подписан еще до того, как тот смог занять свой новый пост.

Вместе с тем всего за несколько часов до фактического вступления в силу перемирия из-за различных случайностей и недоразумений сотни тысяч австрийских и венгерских воинов попали в руки «опьяненного победой» врага. Среди них оказались все тирольские полки, то есть части самых славных традиций, состоявших из имперских егерей и имперских стрелков.

Расформирование вооруженных сил не прошло бесследно и для Главного армейского командования. Так, в городе Бад-Феслау начальника управления тыла внезапно арестовали неожиданно появившиеся члены «солдатского комитета», а несколько сотен офицеров перед ними капитулировали. Управление было распущено, и его ключевые должностные лица переехали в Баден.

Но там дела обстояли не лучше. Комендант ставки генерал фон Пайк, бывший когда-то начальником штаба у эрцгерцога Йозефа Фердинанда, утратил контроль над ситуацией, и бразды правления везде стали захватывать солдатские советы. Вахтенные, ординарцы и денщики начали разбегаться, а солдаты батальона охраны, состоявшего из выходцев из Эгерланда[114], – отчаянно требовать возвращения домой независимо от складывавшихся обстоятельств. Из телефонистов и телеграфистов же вообще осталась лишь совсем небольшая группа верных присяге человек, что в течение нескольких часов привело по большей части к потере телефонной связи, и в рабочем состоянии удавалось сохранять только самые важные линии.

Обеспокоенные своим будущим офицеры, являвшиеся выходцами из новых национальных государств, стали разбегаться по домам, а незадействованные офицеры оперативного управления Генерального штаба – направляться на ключевые железнодорожные узлы для ликвидации образовавшихся на них заторов. Очень неприятную позицию заняло население Бадена – городская община конфисковала запасы офицерской столовой и начала взвешивать каждый грамм при отпуске хлеба его подлинным владельцам. Даже начальник Генерального штаба больше не мог свободно распоряжаться своим автомобилем, поскольку он тоже был конфискован.

В таких условиях и с учетом общей обстановки Главному командованию не оставалось ничего другого, как с десятком референтов перебраться в Вену. Все остальные офицеры были распущены без направления куда-либо.

После обеда 5 ноября по площади Йозефсплац города Баден проследовал специальный кортеж из электротрамваев, который без лишней помпы доставил еще остававшихся в Бадене офицеров Главного командования в Вену. Это был поистине горький час для всех тех, кто стал свидетелем подобного зрелища.

Германская миссия тоже переехала в Вену. Я же в соответствии со своим вторым постом военного атташе продолжил службу в посольстве Германии. При этом один из первых визитов я нанес в новое немецко-австрийское государственное учреждение по военным делам. И я солгал бы, если сказал, что здесь все было осуществлено целенаправленно и планомерно. Наоборот, стремление «демократизировать» и «цивилизовать» данное учреждение предоставило нечестному дилетантизму хорошую возможность развернуться во всю силу.

Первые дни после переезда в Вену принесли с собой еще одну тяжелую душевную боль. Отречение кайзера Вильгельма II, моего короля и господина, поразило меня в самое сердце, но подробнее о своих ощущениях мне говорить не хочется. Скажу лишь, что никак не мог поверить в возможность свержения династии Гогенцоллернов и ликвидации Прусского королевства. Я, как и любой верный присяге офицер, для которого король и прусское отечество стояли превыше всего после Бога, был потрясен до глубины души.

Все мои идеалы рухнули.

В Австрии я пробыл еще девять месяцев, которые в то напряженное время ознаменовались тоже весьма важными событиями. Но все они, по моему мнению, не идут ни в какое сравнение с предшествующими четырьмя чрезвычайно яркими и насыщенными событиями годами напряженной