снова лениво оглядывал пару с ног до головы. У этого медведя не хватало одного уха.

Когда двое держат друг друга в объятьях, мужчина всегда выше и смотрит сверху вниз, но сейчас этот городской парень был сильно напуган. Тут Янцзинь мягко улыбнулась:

– Не бойся, это Гэсан Вандуя медведь…

Этот медведь уже не один раз сходился с Гэсан Вандуем, числившимся если не вторым, то первым охотником Счастливой деревни; отсутствующие пол-уха были как раз результатом и памятью об этих встречах. По одной этой примете любой в Счастливой деревне узнал бы его. Люди Счастливой деревни верили, что когда медведь и охотник так сходятся много раз в поединке, то начинают думать только друг о друге, прочие люди такого медведя совсем не интересуют.

Янцзинь похлопала парня по голове:

– Да ты не бойся, я ж говорю – это медведь Гэсан Вандуя!

– Нам всё же лучше уйти отсюда, тут небезопасно…

Лениво-томные манеры, очаровавшие Янцзинь, теперь сменились напряжённым выражением глаз и дрожью в голосе, выдававшей сжимавший его внутри ужас. Янцзинь вынула руку из его штанов, поднесла к лицу. Оба посмотрели на её ладонь и поняли, куда ушло всё его геройство.

Белолицый молодой человек, не расстававшийся никогда с чувством собственного превосходства, покраснел до ушей, опустил голову и негромко повторил:

– Пойдём, пойдём. Небезопасно тут…

Однако следующий вопрос был в том, что, когда он увлёк эту наивную глуповатую деваху другой народности, они сильно заигрались, забылись, словно опьянели от своих игр; теперь же, когда Янцзинь очнулась, даже она не могла понять в этом сумрачном лесу, не видя ни неба, ни солнца, где же они находятся. Они выбрались из леса туда, где был свет и простор, но не увидели своей бригады. Звуки топоров и взрывы были где-то далеко в стороне.

Когда они вышли, наконец, на простор ничем не затенённого неба и света, их окружила непривычная, не такая, как в лесу, тишина.

От этой оглушительной тишины они остановились, замерли на месте. Большая, ровная поверхность воды подрагивала перед их глазами; на неё не падал свет, но она дрожала, и сама светилась, словно во сне!

Янцзинь не бывала здесь раньше, но в рассказах людей Счастливой деревни это место описывали во всех деталях из поколения в поколение, каждый ребёнок знал о нём наизусть чуть ли не с тех пор, как начинал понимать человеческую речь.

Да, это было оно, приютившее пару диких золотых уток озеро Сэмоцо. Имеющее магическую силу озеро хранило Счастливую деревню.

Размытые контуры солнца отражались в озере, вода сияла слабым золотым светом. Янцзинь прижала ладони ко рту. Ей почудилось, что она в этот момент видит диких золотых уток, о которых говорилось в легенде. Раньше они, ведущие работу против феодальных суеверий молодые люди, не раз использовали эту тему в разговорах со стариками.

Янцзинь сама, гордо выпятив грудь, спрашивала у них:

– Вот вы всё говорите: дикие золотые утки, дикие золотые утки, – а скажите, это они золотого цвета или сами утки из золота?

Она знала, что этот её вопрос очень умный, и гордо румянилась щеками, красуясь перед Собо, своим обожаемым вождём передовой молодёжи Счастливой деревни, а глаза её просто светились.

Старики отвечали:

– Конечно же эти утки из чистого золота!

Янцзинь громко смеялась и продолжала, постоянно поглядывая на Собо:

– Так ведь золото очень тяжёлое! Как же они могут летать? Это уже не утки, а самолёт!

Но в конце концов она ведь была из Счастливой деревни; как только она очутилась в этом природном своём окружении, как только стала сама собой, не держась за вложенные другими идеи, стала говорить так, как думала и чувствовала, так и не понадобилось никаких доводов, она сама уже верила в то, что дикие золотые утки действительно существуют. Она крепко сжала руку парня в синем комбинезоне:

– Тсс, тихо! Смотри – дикие золотые утки, хранящие нашу деревню!

– Где?

Она показала коротеньким пухленьким пальчиком на бледное отражение солнца в озере.

Синий комбинезон рассмеялся:

– Так это вы солнце называете дикими утками?

Вырвавшись из обстановки, где приходилось полагаться на инстинктивное восприятие, вернувшись к тому, что любую вещь можно подвергать логическому анализу, этот парень тут же обрёл уверенность в себе; чувство собственного превосходства вернулось к нему. Он сказал:

– У тебя проблемы с китайским, а я не понимаю вашего языка, поэтому хочу спросить тебя: вы действительно называете отражение солнца дикими утками?

Янцзинь помотала головой.

– Правильно, ваш язык не тональный, он не может называть одинаково никак не связанные вещи. Вы, значит, действительно считаете, что это… это – вот это?.. – Синий комбинезон сделал оживлённое лицо, вытянул руки и замахал ими, изображая движения крыльев, вытянул схваченную белоснежным воротничком шею и стал издавать звуки, похожие на крик утки. – Вот это – утка…

Янцзинь снова смотрела зачарованными глазами на воспрянувшего духом парня: ей ничего не оставалось, как кивать в ответ изо всех сил. Синий комбинезон потыкал в сторону неба, указывая на пятно солнца, скрытого за облаками и дымом, потом стал указывать на отражение в озере, говоря:

– Теперь поняла?

Янцзинь поняла, и даже немедленно почувствовала стыд за собственную кратковременную отсталость, за то, что на какой-то миг её душа оказалась во власти феодальных суеверий.

Они обошли по берегу вокруг озера. Вода в озере застыла, словно затаила дыхание, лишь неясная тень солнца, отражающаяся в озере, следовала за ними и тоже сделала полный круг.

Они пришли к месту, где из озера вытекала вода; здесь вода перетекала через естественную дамбу и летела вниз с обрыва, на котором они стояли; нефритово-зелёная лента воды падала вниз, падала, падала, разбивалась об огромный камень, лежавший внизу, и одинокое дерево рядом, превращаясь в облако белой водяной пыли.

Скала, запиравшая воде выход из озера, стояла как раз над открывающимся взгляду ущельем, в котором между гор виднелась Счастливая деревня. Отсюда было видно и подступающий пожар. Днём огонь не так хорошо виден, как ночью, только там, где огонь продвигался вперёд, были заметны клубы плотного дыма. Ветер то высоко поднимал дымную пелену, то снова прижимал её к земле, рассеивая во все стороны. А тут разбившаяся внизу вдребезги вода снова собиралась, текла через лес вдоль по ущелью и уходила вниз к подножию гор.

Там, где тёк этот ручей, как раз должна была пройти противопожарная полоса. Вниз до защитной полосы было уже совсем близко, а вверх от озера было ещё несколько сотен метров до линии снегов; здесь деревья стояли ещё нетронутые. На верхнем участке деревья росли реже, но