– Алиби? – Лариса пренебрежительнофыркнула. – Какое алиби, вы что? Кто это алиби подтвердил? Квашнябелоглазая, белобрысая Наташка Калинина, с которой Юровский спал и на которойженился вскоре после того, как они Сергея прикончили? Лет пять они просто жили,Наташка все сокрушалась, что не может его в загс затащить, мы с ней даженемного сдружились на этой почве, вроде как подруги по несчастью, а тут раз –немедленно после смерти Сергея свадьба! Понятно же, что Юровский Наташкуотблагодарил за это а-алиби.

Лариса протянула последнее слово на такойнизкой ноте, что даже закашлялась и отпила воды из большой кружки, стоявшей наподоконнике. А тем временем Нестеров и Алена переглянулись, и Алена сновапоняла, что они опять думают об одном и том же: вот оно! Вот у кого могла бытьдоверенность на вождение автомобиля покойного Юровского! Вот она, «Юрмала» –Наталья Калинина, ныне Юровская!

Но тут же энтузиазм, вспыхнувший одновременнов их глазах, одновременно и погас, потому что их поразила очередная догадка:никак не может Наталья Калинина быть той самой «Юрмалой», которая поставилавзрывчатку на «Форд» Нестерова, которая притворялась уборщицей в «Юбилейном»,которая сегодня следила за ними на улице Контрольной. Какой угодно былаженщина, которую они про себя стали называть «Юрмалой», но только не белоглазойи белобрысой квашней. Глаза у нее были темные, яркие, а волосы… Волос ее Аленатак и не видела, кстати сказать, в пансионате их скрывала какая-то нелепаятряпка, в лифте – каскетка. Хотя вроде бы какие-то пряди выбивались… темныепряди…

– Женился, значит, Борька наНаташке, – заговорила вновь Лариса, утирая влажные губы и отставляякружку, – но ужиться с ней так и не смог. Тошно, видать, стало. ХотяНаташка вообще была противная, липкая какая-то. Поэтому, когда я узнала, чтобуквально через месяц после свадьбы «молодая жена» взяла да и померла, я ничутьне удивилась.

– Как померла? – разом спросилиАлена и Нестеров.

– Да так, – ехидно ухмыльнуласьЛариса. – Как люди умирают? Грибочков поела – ну и… Совершенно как ванекдоте, ей-богу! Знаете анекдот, как мужика спрашивали, почему умирают егожены?

Анекдот этот Алена знала. А кто его не знает?Но ей сейчас было, честное слово, не до анекдотов. Ну и дельце… Прозекторскаякакая-то! Сплошные трупы! Лютов, Юровский, Толиков, Лена, жена Юровского…Кошмар, просто кошмар сплошной!

– Вы что, думаете, это Юровскийее?.. – осторожно спросила Алена.

– Не сомневаюсь ни минуты! –фыркнула Лариса. – Она была, конечно, заядлая грибница, вечно, как белка,сидела в окружении связок с сушеными грибами, что-то мариновала,консервировала, из лесу ее было просто не вытащить, у всех гостей просто с душиворотило от грибов. А Борька их вообще в рот не брал, у него что-то там спеченью было. То ли правда, то ли вид такой делал: может, планы далеко идущие унего были с самого начала их с Наташкой знакомства… Но он правильно обставился:отбыл в командировку в Москву, а Наталье в тот момент возьми да и попадись всвязке сушеных белых одна сушеная поганка… Так Юровский уехал женатым, авернулся уже свободным человеком. В общем, развязался с ней.

– Вы так уверенно говорите, но ведь,наверное, было какое-то расследование, милиция, видимо, не сомневалась, чтопроизошел несчастный случай, – предположил Нестеров.

– Вы извините, но кто из ваших видитдальше собственного носа? – снисходительно спросила Лариса. –Убийство Сергея приняли за самоубийство, убийство Наташки – за несчастныйслучай… Тоже небось алиби у Борьки было. Уж наверное, какая-нибудь новая егопассия помогла это алиби состряпать, как раньше – Наташка, царство ей небесное.

– А вы кого-нибудь из пассийзнаете? – с невинным видом спросила Алена.

Зря старалась, Лариса покачала головой:

– Никого и ничего я не знаю. До менявообще только слухи теперь доходят. Сергей, Юрка, Толян, их жизнь, смерть, когоони любили, кто их ненавидел – это меня уже мало волнует. Я в их делах всегдабыла чужая, Сергей со мной и не говорил о них никогда. О том, что там былизамешаны какие-то серьезные деньги, я случайно от Вадима узнала. Да что мне втех деньгах? Если бы они сейчас нашлись, мне бы все равно ничего не перепало.Мое дело сторона, мы с Сергеем не были официально зарегистрированы. Ей-богу, уМарины – и то было бы больше прав, чем у меня! А в основном у детей, у Ирки сВадиком. Ну, разве что сынуля мой бросил бы что-нибудь матери, как жалкуюподачку…

Голос Ларисы задрожал от ненависти, она резковскочила и снова зажгла газ под латунным тазом.

– Ладно, – примирительно проговорилНестеров, – оставим это. Вопрос вот какой: насколько мне известно, СергейЛютов оставил предсмертную записку, в которой объяснял причины своегосамоубийства. Она у вас не сохранилась случайно?

Лариса уставилась подозрительно:

– Какая еще записка? С чего вы взяли, чтоСергей ее оставил?

– С того, что упоминание о ней есть вматериалах дела, – не моргнув глазом, соврал Нестеров.

– И о чем там речь?

– Как – о чем? Разве вы ее не читали?

– Да уж, наверное, нет, раз спрашиваю. Яо ней вообще впервые слышу! А она что, мне адресована? Тогда странно, чтоВадька ее не передал. Нет, правда, Сергей оставил мне записку?

Голос женщины снова задрожал, и Алена тольковздохнула про себя.

Вот именно – про себя вздохнула…

– Что-то я не пойму, а разве не вамотдали все вещи покойного Лютова после того, как дело было закрыто? –удивился Нестеров.

– Конечно, не мне, – сердитопоглядела Лариса. – Я ж говорю, мы и не жили уже вместе, в милицию завещами ездил Вадим, и он потом все отвез… на квартиру Сергея. Ладно, что мнеего вещи, но записка… Я и не знала, что там была записка для меня!

Алена снова вздохнула. О любовь, любовь… вотуж змея подколодная, жалишь ты внезапно, жалишь без промаха, и жало твое нетеряет остроты, и яд твой смертоносен всегда, всегда, всегда, он не имеет срокадавности…

– Собственно говоря, – уклончивопробурчал Нестеров, и по лицу его было видно, как он жалеет, что завел этотразговор, – письмо было без адреса.

Лицо Ларисы побледнело.

«Ой, не надо!» – чуть не взмолилась Алена. ОднакоНестеров не внял:

– Да, без адреса, но там Сергей прощалсяс какой-то ласточкой-черноголовкой. Вы… вы имеете представление, о ком моглаидти речь?

Лариса чиркнула спичкой и поднесла ее к ужевключенной горелке. И стояла так, не замечая, что спичка сейчас догорит доснования. Потом, вскрикнув, отдернула руку.