Один за другим прибывали остальные доны. Все они знали другдруга. Им приходилось встречаться на празднествах и во время деловых совещаний.Они обращались друг к другу с профессиональной вежливостью и в молодости частооказывали друг другу мелкие услуги. Третьим из донов прибыл Иосиф Залуччи изДетройта. Семейство Залуччи владело соответствующим образом замаскированнымипподромом. Они были владельцами и большинством игорных домов. У Залуччи былокруглое лунообразное лицо, он производил впечатление добродушного и милогочеловека. Жил он в доме стоимостью в сто тысяч долларов в Гросс-Пойнте, одномиз богатейших кварталов Детройта. Один из его сыновей женился на дочериуважаемого американского семейства. Залуччи, подобно дону Корлеоне, былчеловеком деликатным. За последние три года по приказу семейства было убитовсего два человека. Как и дон Корлеоне, он противился торговле наркотиками.

Залуччи привел с собой своего консильори, и оба они подошлик дону Корлеоне и обняли его. Залуччи говорил типичным американским басом, и вего голосе почти не чувствовалось акцента.

— Только твой голос мог привести меня сюда, —сказал он дону Корлеоне.

Дон Корлеоне благодарно склонил голову. Да, на Залуччи онмог положиться.

Два следующих дона прибыли с западного берега, причемприехали они на одном автомобиле. Это были Франк Фальконе и Антони Молинари,самые молодые из гостей, — им едва минуло по сорок лет. Они были одетыменее скромно, чем остальные, было в них что-то голливудское, и свои чувства онвыражали, пожалуй слишком громко. Франк Фальконе властвовал в профсоюзекиноработников, владел игорными домами в студиях и поставлял девушек публичнымдомам западного берега. Остальные доны не очень ему доверяли.

Сферами владения Антони Молинари были порт Сан-Франциско испортивные лотереи. Он происходил из рыбацкой семьи и теперь владел лучшим вСан-Франциско рыбным рестораном, на котором, согласно рассказам, терпел лишьубытки, так как предлагаемая посетителям еда была намного дороже взимаемойплаты. У него было бесстрастное лицо профессионального шулера, и все знали, чтоон связан с переправкой наркотиков через мексиканскую границу. Его помощникибыли людьми молодыми, крепко сложенными и ясно было, что это не консильори, ателохранители, хотя оружие на такую конференцию они принести не осмелились. Этителохранители владели приемами каратэ, что могло лишь позабавить донов, но ненапугать их, как не напугало бы их появление донов из Калифорнии, облаченных всутаны а-ля папа римский. Тут следует, правда, заметить, что многие изприсутствующих были людьми религиозными и глубоко верили в бога.

Затем появился дон из Бостона. Это был единственный издонов, которого коллеги не уважали. Все знали, что он ведет себя непорядочно поотношению к своим людям, безжалостно их обманывает. Это ему еще можно былопростить — у каждого свои слабости. Но нельзя было простить ему неспособностьподдерживать порядок в своих владениях. В Бостоне было слишком много убийств,слишком много мелких войн, слишком много неорганизованных преступников, которыесмело нарушали все писанные и неписанные законы. Если мафия в Чикаго состоялаиз дикарей, то в мафии Бостона сидели одни гавоны — грубые и бездарные тупицы.Дона Бостона звали Доменик Панца. Он был низкорослым квадратным человечком и,по выражению одного из донов, напоминал вора.

Синдикат Кливленда, одно из самых могущественных вСоединенных Штатах предприятий «игорной промышленности», был представленглубоким стариком с исхудалым лицом и белыми, как снег, волосами. За глаза егоназывали «жидом» — он окружил себя советниками — евреями. Он, по слухам, готовназначить еврея консильори. Семейство Корлеоне называли из-за Хагена«ирландской бандой», а семейство дона Винсенто Форленца с еще большимпостоянством называли «жидовской бандой». Но он великолепно вел дела и никогда,несмотря на чувственное лицо, не падал в обморок при виде крови. Он держалсвоих людей в ежовых рукавицах и обладал значительными политическими связями.

Представители пяти семейств Нью-Йорка прибыли последними, ина Хагена произвели впечатление их агрессивность и умение держаться. Да,провинциальным семействам было до них далеко. Во-первых, все пять доновНью-Йорка были, в соответствии с сицилианской традицией, «людьми с брюхом», чтоозначает: смелыми и влиятельными (в Сицилии оба эти понятия и в самом деленеотделимы). Пятеро донов Нью-Йорка были тучными людьми с львиными головами,крупными чертами лица, царственными мясистыми носами, грубыми ртами и толстымисморщенными щеками. На них были далеко не модные одежды и ясно было, что ониникогда в жизни не ходили к парикмахеру: это были деловые люди, не знавшие, чтотакое щегольство.

Среди них был Антони Страцци, который властвовал в районеНью-Джерси и на доках Вест-Сайд Манхэттена. Он контролировал игры в Джерси ибыл прочно связан с правящим аппаратом демократической партии. У него былацелая флотилия грузовиков, которая приносила ему невиданные доходы. Преждевсего, он мог отправлять свои грузовики с избыточным грузом, не опасаяськонтролеров автострады. Грузовики разрушали дороги, и его же собственнаястроительная компания заключила с правительством прибыльный договор об ихремонте. Это было дело, которое порождало другие дела. Страцци был человекомстарой закалки и никогда не занимался проституцией. Но работая в порту, он немог избежать связи с контрабандой наркотиков. Из всех пяти семейств, восставшихпротив дона Корлеоне, его семейство было самым слабым и самым податливым.

Во главе семейства верхнего Нью-Йорка, контролировавшегоперевозку итальянских рабочих из Канады и игорных домов в своем районе, стоялОтиллио Кунео. У него было веселое круглое лицо деревенского пекаря иофициально он владел одним из крупнейших молочных заводов. Кунео любил детей ивсегда носил с собой кулек конфет, надеясь порадовать одного из своихмногочисленных внуков или детишек компаньона. Он носил круглую фетровую шляпу,поля которой спускались, еще больше расширяя его лунообразное лицо. Он былодним из немногих донов, которого никогда не арестовывали и о настоящейдеятельности которого даже не догадывались. Дело дошло до того, что он числилсяодним из руководителей муниципалитета города и был избран объединениемпромышленников Нью-Йорка «бизнесменом года».

Наиболее близким союзником семейства Татаглия был дон ЭмилиоБарзини. Он контролировал часть игорных домов Бруклина и Куинса. Егоспециальностью были также проституция и шантаж. Стэйт-Айленд находилсяполностью в его руках. В Бронксе и Вестчестере он занимался спортивнымилотереями. Будучи таким универсалом, он не игнорировал и наркотики. ЭмилиоБарзини был прочно связан с Кливлендом и Западным берегом и был слишком умен,чтобы интересоваться Лас-Вегасом и Рено — открытыми городами Невады. Были унего свои интересы на Кубе и Байами-Бич. Его семейство было вторым по мощипосле семейства Корлеоне в Нью-Йорке, а значит — и во всех Соединенных Штатах.Влиянием своим он не обошел даже Сицилию. В каждом незаконном блюдечувствовалась его рука. Ходили слухи, что он связан с Уолл-стритом. С началавойны он снабжал семейство Татаглия деньгами и связями. И его заветной мечтойбыло занять место дона Корлеоне в качестве наиболее могущественногоруководителя мафии и завладеть частью империи Корлеоне. Он во многом напоминалдона Корлеоне, но был куда современнее его, куда деликатнее, куда большепоходил на бизнесмена. Его не назовешь старым зазнайкой, и молодые руководителидоверяли ему. Среди собравшихся он пользовался, пожалуй, наибольшим уважением.