Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что ты хочешь услышать? Я откровенна с тобой, потому что мы видимся последний раз в этой жизни. Да, мне льстило его внимание. Никогда мужчины-красавцы не обращали на меня внимания. На твоем фоне я была бледной молью на рукаве песцовой шубы. Единственный мой поклонник за всю жизнь – это лифтер в твоем доме, толстый очкарик Володька. И вдруг Корецкий говорит, что любит меня. И самое ужасное, его глаза говорят о том же. Не знаешь, как он это делал? Какие кнопки нажимал, что глаза его вспыхивали огнем любви? А ведь сердце при этом оставалось холодным как лед. Может, он посещал особые курсы вранья и там научился этому мастерству в совершенстве? Я поверила ему, Несси. Поверила без оглядки. Ты всегда считала меня слишком пугливой и забитой, даже не пытаясь вытащить из кокона, а ему это вдруг удалось. Когда мы стояли потом у меня дома, у большого зеркала нагие, как Адам и Ева, он насильно поворачивал меня лицом к себе и говорил – смотри, смотри, как ты прекрасна. Не закрывайся. И я таяла, плавилась и стекала по его большим и сильным рукам. Я цвела и думала – даже если завтра я умру, у меня была Великая Любовь».
Некоторое время Верка сидела, уставившись на свои сухие ладони, словно припоминая что-то. Потом с трудом снова посмотрела на меня.
«Но до того, как он пришел ко мне домой, все еще можно было остановить. Если бы ты знала, как я проклинала себя за эту слабость. После похода в театр и его жаркого прощального поцелуя на пороге я твердо решила все тебе рассказать. Ты была для меня все – и мать, и сестра, и подруга. Ты знаешь, что я не видела родителей с детства, и ты заменила мне родных. С тобой мы делили стакан чаю по вечерам и изливали друг другу душу. Если ты, Неша, думаешь, что я хоть на секунду об этом забыла, ты ошибаешься. Я позвонила тебе тогда, в тот роковой вечер, но не смогла выдавить из себя признание. Для таких признаний надо смотреть друг другу в глаза. Я знала, Несси, как ты обожала своего мужа. От этого мне становилось еще горче, я понимала, что при любом раскладе нанесу тебе подлый удар в спину. Но я все же решила поехать к тебе и сказать, что запуталась и не знаю, что теперь делать. Однако у Корецкого всегда была прекрасная интуиция, позволявшая не раз выходить сухим из миллиона переделок. У него был нюх на неприятности. Его мозг не прогнозировал события, как у большинства людей, а словно улавливал какие-то импульсы извне. Я видела в одном фильме, как человек, который просматривает свое будущее по секундам, идет прямо на дуло пистолета, а пули пролетают мимо, потому что он заранее знает траекторию их полета. Таким же везунчиком был твой муж. И когда я надела пальто и позвонила тебе, что еду, он возник на пороге, словно демон, вынырнув из прохладной темноты подъезда. Ты сама знаешь, что он умел ловко овладеть и телом и душой женщины за предельно короткий срок. Он словно наперед знал, что мне говорить, как себя вести и какая реакция за этим последует. Сукин сын. Его нежность впадала в страсть, и вместе они образовывали поток, смывающий все на своем пути. Он шептал на ухо слова, от которых я впадала в состояние горения. Я не могла двигаться, говорить и уж тем более мыслить. Я превратилась в пылающий факел в руках мошенника и отдалась ему прямо на полу в коридоре. Подонок стал моим первым и последним мужчиной. И я поняла, что навсегда потеряла тебя. Врать я не умею, а сказать тебе правду было выше моих сил. Факел этой страсти продолжал полыхать, сжигая все на своем пути. И запудрить мне мозги в этом состоянии было совсем не сложно. Он говорил о том, что ты используешь близких людей, как разменную монету. Что ты алчная и жадная стерва, которая думает только о деньгах. Вначале я пыталась ему возражать, но он убедил меня в том, что тебе было выгодно иметь под боком дешевого специалиста, а наша дружба для тебя ничего не значит. Ясно было, что работать мы все вместе уже не сможем никогда, поэтому он предложил мне открыть свою собственную фирму. Надо только продать квартиру, чтобы частично погасить его долги, а остальное потратить на развитие бизнеса.
Неша, клянусь богом, я понятия не имела о том, что он тебя ограбил среди бела дня. Я узнала об этом только месяц спустя. Случайно встретила Ленку – секретаршу на улице. Она так радовалась, что ты теперь «серая от горя», что мне захотелось ее ударить. А вскоре Корецкий полностью переменился по отношению ко мне. Ему больше не надо было использовать арсенал своих романтических средств героя-любовника. Когда он принес компьютер и велел разобраться в базе, украденной у тебя, я сказала, что не могу больше выносить весь этот груз предательства и подлости, что это гнусно. Я сказала, что верну ее тебе. Тогда он ударил меня со всей силы по лицу и сказал, что в таком случае я скоро окажусь в тюрьме, потому что вся ответственность за сокрытие доходов в первую очередь лежит на бухгалтере. И тут я по-настоящему струхнула. Не того, что могу оказаться в тюрьме. Я стала панически бояться Корецкого и уже слова не могла сказать поперек. Ты знаешь, что я практически не чувствую физической боли и легко переношу ее с детства, но страх, когда кто-то поднимает на меня руку, сильнее всего. Наверное, так чувствует себя собака, над которой издевались в детстве. Когда человек замахивается на нее, бедное животное трясется и сжимается от страха в комок, пытаясь стать невидимкой. Этот животный страх отнимает все силы. Каждый раз, когда Корецкий замахивался на меня, я теряла десятки лет жизни. То, что ты видишь сейчас перед собой, – дряхлая старуха, остов. И я готова была на все, лишь бы он больше этого не делал. Сейчас понимаю, Неша, что эта тюрьма мало чем отличается от той, домашней. Я работала на него с утра до ночи только для того, чтобы не сойти с ума. Дни и ночи напролет я занималась расчетами и таблицами, стараясь ни о чем не думать. Он давал задания, и я переводила деньги с одних счетов на другие, старательно заметая следы. Корецкий проводил какие-то махинации с обналичкой, но мне было все равно. Я знала одно – за то горе, что я причинила тебе, единственному близкому мне на всем свете человеку, я заслужила гораздо более суровое наказание. Не знаю, сколько прошло времени, я давно потеряла ему счет. К тому времени, как нас повязали ребята в масках, мы работали в каком-то офисе. Мне страшно было оставаться с Корецким наедине, поэтому в этом офисе я практически жила – спала на кушетке, еду заказывала из ближайшего ресторана. Миллион раз я хотела набрать твой номер, но это было выше моих сил. Как я могла просить о помощи после всего, что натворила?
И вот однажды в офис ворвались люди в черных масках, положили нас на пол и арестовали все компьютеры. Все наши печати, документы оказались поддельными. Корецкий проводил какие-то аферы с чужими счетами и на этом крупно погорел. Но при этом вся ответственность, разумеется, лежала на мне. Таким образом, я вскоре переместилась из одиночки, которая была у меня в офисе, в КПЗ, где было еще несколько женщин. Корецкий же, разумеется, выкрутился и тут. К тому времени у него, по моим самым слабым подсчетам, были уже миллионы долларов на разных счетах. Деньги всегда удивительным образом липли к нему, а люди, даже самые прожженные подлецы, безответно ему доверяли. Так что ему вполне хватило денег, чтобы дать две крупные взятки – первую, чтобы его отпустили из тюрьмы, а вторую – чтоб меня упрятали в такое место, где я бы долго не прожила. Ему не нужен был свидетель того, каким образом он нажил свое состояние. Он хотел на некоторое время уехать из страны, где-то отсидеться, а потом вернуться назад уже олигархом. И я бы не протянула тут и месяца, если бы не еще один факт, о котором ты не знаешь…»