Я бессильно опустилась на стул и зарыдала, понимая, что рухнула последняя моя надежда вернуть моего ребенка и чуда не свершится. Моя малышка так и останется лежать в холодной земле.

– Тихо, тихо. Не надо плакать, прошу вас. Я сейчас кое-что сделаю для вас, хотя Захер этого ох как не одобрит. Я покажу вам седьмой.

Бомж снова раскладывал передо мной пасьянс из старых, сильно измятых фотографий. На месте последней картинки был рисунок, который, судя по качеству, он нарисовал сам.

– «Осязание», «Вкус», «Зрение», «Обоняние» и «Слух», потом гобелен с надписью «Мое единственное желание» и, наконец, гобелен с дамой и двумя единорогами. Захер сказал, что он называется «Вечность». Этот рисунок мне разрешили скопировать с копии того, настоящего полотна. Он является заключительным в серии гобеленов и говорит о том, что мы опять победим Золотого Льва, как делали это уже целую вечность. Тереза на картинах все время оказывается в конфликтной ситуации между материей и душой, это очевидно. И любая ее последовательница вынуждена бороться с миром вещей, чтобы вернуть гармонию. Решка была слишком мала для того, чтобы проделать весь этот путь, но она была посланником Единорога. Часть ее души перешла к другой женщине. Той, которая в битве с Золотым Львом дойдет до конца. Смотрите, Алиса, в первых пяти шпалерах у Льва и Единорога абсолютно равные преимущества, а это означает, что наша спасительница будет ровно наполовину грешным человеком. И таким образом ее душа должна будет пройти пять ступеней, чтобы возвыситься над материей. Ее душа и тело будут метаться между двумя мирами, но она должна научиться контролировать свои чувства, чтобы одержать победу. Победу Единорога».

«И что произойдет тогда?»

«Очищение. Полное очищение мира от смрада эйдосов. Но, дорогая Алиса, ситуация такова, что шанс появления девы в наше время один из миллиона. Мир вещей захватил нас, отнял самое дорогое, что было, – наших детей, наше будущее. И все же Захер утверждает, что надежда на исцеление есть. Я открою тебе последнюю тайну. Недавно он снова приходил ко мне ночью, он был весел и возбужден, как никогда ранее. Захер сказал, что встретил Терезу здесь, в нашем мире. Она совсем не похожа на героиню старинной сказки, но то, как ее душа сражается с заселившими ее эйдосами, достойно уважения. Он сказал, что нашел принцессу, и она поможет нам всем».

«Всем, но не мне. Моя жизнь отныне пуста и бессмысленна».

Бомж грустно смотрел на меня увеличенными сквозь линзы глазами, словно хотел еще что-то сказать, но не мог, не имел право вмешиваться в ход времени.

Мы попрощались, как дальние родственники, которых неожиданно связало общее горе – сердечно и навсегда. Он сказал, что я больше никогда не увижу его, потому что место, где он живет, найти невозможно. Эта часть свалки является узким коридором, чистилищем для мертвых вещей, и обычному человеку путь сюда заказан. Через неделю к нам домой пришел коренастый, небольшого роста мужичок с докторской сумкой. Он был немногословен, велел оголить левое плечо и быстро, по памяти, сделал нам татуировки. Кивнул на прощание, велел пару дней не мыться и ушел. После этого эйдосы отстали от нас. Мы зажили обычной жизнью. Но я знала, что у меня будет шанс поквитаться с ними за все. И этот шанс – ты».

– Несси, что случилось? Мы почти не спали с тобой прошлой ночью, а ты звонишь в девять утра и будишь меня.

– Прости, Ваня, но сегодня нам надо закончить запись, иначе весь мой рассказ потеряет смысл. Я прошу тебя, давай продолжим.

– Хорошо. Если ты так настаиваешь. Я только кофе принесу. Пару бидонов.

* * *

Доктор:

– Итак, если я ничего не путаю, из истории Алисы и мусорного человека вытекает, что именно ты должна спасти нас всех от эйдосов?

– Да, все возлагали на меня большие надежды. Но после рассказа Алисы я вдруг почувствовала, что безумно устала и хочу побыть одна. Заселение эйдосами вытянуло из меня все жилы. Алиса предложила мне пожить у них с Никой, но я отказалась. Мне было необходимо какое-то время побыть одной, чтобы все как следует обдумать. И я отправилась туда, где эйдосам и в голову бы не пришло меня искать, – в Веркину квартиру. Еще недавно она принадлежала Корецкому, но так как мы не были официально разведены, квартира по закону перешла мне. Это была небольшая «однушка» в старом доме на Васильевском острове. Верка купила ее в кредит на заре нашего бизнеса. Денег было мало, и мы подобрали самый дешевый вариант – разделенную перегородками бывшую коммуналку. При входе в квартиру вы сразу попадали на кухню, которая по совместительству являлась также ванной. Таких квартир полно в центре Петербурга до сих пор. Первым делом я прошла в комнату и открыла все окна. Чувствовалось, что там давно никого не было, и воздух был затхлым и сырым. Ближе к полуночи я страшно захотела спать, хотя до этого мне казалось, что я глаз не смогу сомкнуть в доме, где предавали меня днем и ночью. Я не рискнула лечь на кровать, где моя любимая подруга с обожаемым мужем предавались утехам любви. Я легла на раздвижное кресло и уснула мертвым сном. Ночью, как я и ожидала, ко мне пришла Верка. Это было очевидно, ведь тут все было до краев наполнено ею. У тебя бывает такое странное ощущение, когда во сне понимаешь, что все происходящее – сон? Я понимала, что Верка мне снится, и поэтому ни капельки не испугалась, мне было даже любопытно. Верка села на край кресла и, приподняв упавшее на пол одеяло, укрыла меня. У нее всегда был этот странный материнский жест, который казался мне очень трогательным. Я хотела что-то сказать ей, но, как и бывает во сне, не смогла. Губы не слушались меня. А Верка сидела и смотрела на меня из темноты душераздирающим взглядом, в котором было все – боль, что она пережила; мольба о прощении; одиночество, тоска и что-то еще. Она о чем-то молила меня. Ее губы шептали что-то похожее на имя, но с каждым разом она становилась все прозрачнее, уходя прочь из моего сна. На прощание она протянула мне мой любимый кулон с единорогом. И, представляешь, утром, собирая кресло-кровать, я обнаружила завалившийся в щель этот самый кулон. Я смотрела на него и глазам своим не верила. Ведь Корецкий наверняка перерыл тут все вверх дном, пытаясь отыскать драгоценность, а она, оказывается, все это время ждала меня здесь! Я привычным жестом застегнула кулон, но на секунду он показался мне тяжелее обычного. Я снова сняла украшение и попробовала вскрыть его. На обратной стороне из гладкого белого золота не было ни кнопки, ни рычажка, но, присмотревшись, я увидела крохотную дырочку, похожую на те, что делают в планшетах для изъятия сим-карты. Я взяла булавку и, не рассчитывая особенно на успех, ткнула. Внутри был засохший сухарик, кусочек хлеба, что за годы превратился в камень. Все так же думая о Верке, я чисто машинально положила его в рот. Бог мой, ничего вкуснее в жизни я не ела. Никакие французские деликатесы не шли в сравнение с этим старым, каменным сухариком. Где-то за окном грохотали взрывы. Стекла в окне дребезжали и ходили ходуном. Война хозяйничала на улице, а я была счастлива от того, что у меня во рту все вкусы вселенной. Прогремел взрыв, и я повалилась на пол. В соседний дом попал снаряд. Через минуту, когда я проглотила сухарик, наваждение спало.