Из трубки стали доноситься противные гудки. Я, онемев,глядела на «Эрикссон». Безголовая идиотка? Безмозглая дура? Ненормальная? А яеще хотела ехать завтра к этому солдафону и подарить ему имя убийцы! Нет уж,пусть сам ищет. Пусть даже арестует меня, теперь ничего не боюсь, потому чтознаю, кто преступник, и сразу расскажу следователю правду, а пока подожду,погляжу, как Александр Михайлович завязнет в топком болоте расследования, то-тоя над ним тогда посмеюсь…

– Мусечка, – шепнула Маня, – а ты кричала «блин».

Ее голубые глаза хитро глядели на меня, маленький аккуратныйносик сморщился. Ребенок едва сдерживал смех. Я на самом деле терпеть не могуданное слово, по мне так лучше, если душа просит, выругаться русским устным, ане употреблять заменителей.

– Извини, детка, – искренне раскаялась я, – сама не знаю,как вышло, просто вылетело, и все.

– Когда у меня вылетело, – обиженно засопела Маня, – тыстрашно рассердилась…

– Можешь тоже на меня рассердиться, – милостиво разрешила я.

Машка открыла было рот, но, услышав, что в холл входит врач,моментально заткнулась. Молодой парень с грохотом поставил на пол железныйчемодан и оглядел помещение. Повсюду осколки, перевернутые вешалки, мокрый пол,закатанные в рулоны ковры и стонущий Семен Андреевич.

– Разбирались, кто в семье главный? – хмыкнул парень,подходя к мастеру. – Чем мужа били?

– Глупости, – вспылила Зайка, – этот человек делает у насремонт…

– Что, так плохо обои поклеил? – продолжал интересоватьсямедик, ощупывая Семена Андреевича.

– Нет, – спокойно ответил Кеша. – Я вчера поругался сгосподином Лужковым, а тот велел метеорологам подогнать к нашему домику тучи иустроить тайфун «Анна».

Врач ухмыльнулся и загремел чемоданом.

…Завтрак мы проспали. Вылезли только к обеду, на которыйобалдевшая Катерина подала несъедобный суп и отварную курицу.

Поковыряв брезгливо кусок белого мяса, привередливый Кешазаявил:

– Думаю, мой биологический отец и твой первый муж Костик былбы крайне доволен, узнав, что наделал его подарок. Наверное, он и дарил этотжуткий сосуд в надежде на такой случай.

Я благоразумно промолчала. На самом деле милая металлическаявещица нанесла не так уж много ущерба. Разбила стеклянный журнальный столик,опрокинула пару вешалок и слегка ушибла Семена Андреевича. Доктор не нашел унего вчера ничего серьезного. Намного хуже сказалось на доме наводнение.Отопление, правда, работало, и от мокрых полов поднимались влажные испарения –ощущение было такое, словно находишься в джунглях Амазонки после тропическоголивня: мокро, душно и парит.

– Где собаки? – удивленно спросила Нюся. – На столе курица,а Хучик даже ни разу не завыл.

– Дениска утром забрал всех животных к себе. Говорит, напару дней, пока не просохнет, им вредно жить в такой атмосфере, – пояснилаМанюня.

Представляю, что творится в тридцатиметровой квартиреОксаны! Три ее собаки и морская свинка с ужом плюс пять наших вкупе с двумякошками… Да там небось ступить негде, весь ковер покрыт животными. Хотя скореевсего псы оккупировали диван и кресло, а на полу оказалась Ксюта!

– Интересно, – пробормотала Зайка, – телик работает?

Она щелкнула пультом. На экране возникло лицо журналиста.

– Еще одно убийство в центре Москвы, – донеслось до меня. –Вчера поздно вечером у подъезда дома номер 12 на Верхней Алабьевской улице былсмертельно ранен выстрелом из револьвера 57-летний Григорий Яковлевич Сруль.Покойный работал нотариусом и являлся владельцем небольшой конторы. Дознавателисейчас активно проверяют связи убитого, но похоже, что убийца не былпрофессионалом. Револьвер, из которого вылетела пуля, он унес с собой, а небросил возле тела, как обычно поступают в подобных случаях…

– Просто Чикаго, а не Москва, – резюмировал Кеша, – скоронадо будет бронированные автомобили покупать…

В моей голове зашевелились смутные воспоминания. Где и откого слышала я более чем неблагозвучную фамилию несчастного Григория Яковлевича?Кто-то совсем недавно упоминал ее… Но после вчерашнего происшествия памятьотшибло начисто.

Поднявшись в спальню, я услышала, что из сумки раздаетсяделикатное попискивание мобильного.

– Где пропадаешь? Не могу дозвониться, – раздался приятныйбаритон Виталия Орлова.

– Да в Вермь ездила на пару деньков, – необдуманно ляпнула яи тут же пожалела о сказанном.

– В Вермь? – изумился Виталий. – Зачем? Это где-то в Сибири?Небось день лету.

– Всего четыре часа, – возразила я и добавила: – У меня тамродственница живет, Афанасия Воротникова, хотела навестить ее, давно невстречались.

– Родственные чувства – прекрасная вещь, – ухмыльнулсяОрлов, – а я соскучился, давай встретимся. Хочешь, зайдем в твой любимый«Макдоналдс»?

– Конечно, – обрадовалась я.

– Вот и чудно, – отозвался Орлов, – жду через час у входа.

В зале было полно народа, но мы уютно устроились в самомуглу и принялись болтать о пустяках. Виталий начал расспрашивать о родственниках,и я рассказала ему про бабушку, Стюру и ее дочь художницу Афанасию. О Люкеговорить не хотелось, что-то удержало от сообщения про безумно похожую на меня«сестрицу».

Около пяти кавалер глянул на часы и вздохнул:

– Увы, я существо подневольное, обязан бежать наредколлегию. Хочешь еще томатного соку?

– Давай по глоточку, – согласилась я.

Виталий отошел к кассе и вернулся, держа в руках поднос сбольшими картонными стаканами. Возле самого столика он запнулся о мою сумку,руки у него дрогнули, сок выплеснулся на пол, часть попала на мои брюки исвитер.

– Боже, как неприятно! – расстроился Виталий, рассматриваякрасные пятна. – Беги скорей в туалет и замой, свежий сок сразу отойдет.

Делать нечего, пришлось идти на второй этаж. Кое-как смывосновную красноту, я вернулась вниз.

– Извини, пожалуйста, – угрызался кавалер, – давай поедемзавтра куда скажешь и купим тебе новый свитер.

Я оглядела испорченный наряд от Готье. Знал бы ты, дружок,сколько такой стоит, никогда бы не предложил возместить брючки с пуловером…