Иван Александрович еле удержал рвавшийся из груди крик. Домаон первым делом бросился в ванную умыть разгоряченное лицо. Кинул взгляд взеркало и издал душераздирающий вопль. На белоснежной рубашке застылиотвратительные бордовые капли. На секунду обезумевшему от горя старикупоказалось, что на него брызнула кровь сына, безвинно погибшего Вадима…Дрожащими руками он стянул испорченную рубашку и понюхал… вино. На ткани быливсего лишь пятна «Хванчкары». Очевидно, когда опрокинулась рюмка, брызги попалина актера.

Греков замолчал и вновь вытащил пачку «Мальборо». Понюхалсигаретку, потом махнул рукой и закурил. Глядя, как дым медленно поднимается кпотолку, я робко спросила:

– Что же дальше?

Старик вскинул брови.

– Ну, женщины! Просил не перебивать! Отвратительнаяпривычка! Сам не знаю, почему тут каюсь перед вами. Никому до сих пор нерассказывал, но вы так похожи на Люку!

– Извините, – пробормотала я, – извините…

– Ладно, – помягчел старик, – потерпите еще чуть-чуть, скороконец истории.

У Грекова был хороший приятель в МВД. К нему-то и отправилсяактер рассказать о полученных от Кабанова сведениях. Но друг безнадежновздохнул:

– По свежим следам трудно раскрыть преступление, а ты хочешьстарое дело подсунуть! Никто не возьмется, и не надейся. Официальным путем шишполучишь!

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Греков.

Знакомый пояснил:

– Есть у меня сотрудник, бойкий парнишка, молодой дабыстрый, земля под ногами горит. Недавно жена ему двойню родила. Сам понимаешь,пеленки, ползунки, кроватки. Нанял бы его приватно поразузнать о твоей«дочурке» правду. Он сейчас как раз в отпуске, на безденежье жалуется. Дело,естественно, никто заводить не станет, но хоть будешь знать, с кем в однойквартире живешь. Лопух ты, братец. Пустил к себе в дом человека, а ничегошенькио ней не знаешь!

Недели хватило трудолюбивому оперативнику, чтобы собратьмассу нелицеприятных сведений. Иван Александрович, пока читал отчет,безостановочно сосал валидол. Было отчего тронуться умом.

Милая, прелестная, воспитанная Люка не сказала о себе нислова правды. Мама у нее действительно имелась, но отнюдь не была несчастной,умирающей онкологической больной. Дочь к родительнице не ездила, а приятнопроводила время со своими любовниками. Настырный опер раскопал имена шестимужчин, пользующихся благосклонностью дамы. Все они расстались с ней из-за еепатологической страсти к карточным играм. Люка резалась по-крупному, в основномв покер – игру, требующую не только хорошего расклада на руках, но и уменияблефовать, актерских способностей и наглости. Всеми этими качествами дамаобладала в избытке, но ей фатально не везло. Блефуй, не блефуй, но когда у тебятолько пара шестерок, а соперник, ухмыляясь, открывает каре на тузах, никакаянаглость не поможет. Люку прекрасно знали на конспиративных московскихквартирах, где шла серьезная игра. Пару раз она проигрывала такие суммы, чтохозяева подпольных казино разрешали ей выплачивать долги частями…

Грекова неприятно поразил тот факт, что один из любовниковЛюки служил заведующим нотариальной конторой. Мужик носил неблагозвучнуюфамилию Сруль, и именно его подпись стояла под завещанием Вадима. ИванАлександрович запомнил эту фамилию великолепно. Да и с самой квартиройпроизошла какая-то странная история. Оставшись жить с Грековым, Иветта черезнекоторое время объявила, что пустила в пустующие хоромы подругу с мужем.Дескать, та не ладит со свекровью, а денег снять жилплощадь нет. ИванАлександрович еще умилился тогда доброте «дочурки». Теперь же выяснилось, чтоквартирка сдается, причем за приличную сумму. Дочитав до фразы: «расплачиваласьс должниками золотым браслетом с мелкими рубинами», Греков побежал в спальнюумершей жены, где на трюмо совершенно открыто стояла шкатулка сдрагоценностями. Покойная Александра Ивановна обожала украшения, и муж дарил ейих по каждому поводу.

В шкатулке оказалось всего несколько колец, серег и парабраслетов. Остальное исчезло. Старик припомнил череду уволенных домработниц,обвиненных в воровстве, и пошел в комнату Люки. Открыл шкаф, вытащил вещи,методично упаковал их в большие чемоданы. Актер не забыл ничего, уложил дажекосметику и зубную щетку…

Пришедшая домой Люка протянула ему с улыбкой коробочкуконфет и сказала:

– Вот купила к чаю.

Старик молча подал ей милицейский отчет и указал начемоданы:

– Убирайся!

Очевидно, у Иветты была железная нервная система, потому чтоона разрыдалась и стала лепетать про происки врагов, желавших разлучить ее слюбимым «отцом». Но Греков был неумолим.

– Куда же я пойду? – вопрошала Люка. – На улицу?

– Зачем? – хмыкнул старик. – Ты имеешь квартиру, убирайся.

Поняв, что больше изображать из себя бедную сироту неполучится, Люка ушла. Иван Александрович сменил на следующий день замки и зажилбобылем. Но на старика навалились болячки, началась бессонница. Однажды,промучившись полночи на горячей подушке, он взял невесть как оказавшийся в домедетектив «Коварный убийца». Скорее всего книга принадлежала Люке, большойохотнице до криминальных историй. От тоски старик принялся перелистыватьсероватые странички и скоро почувствовал, как по спине текут крупные каплипота. Главный герой убивал свою жену весьма хитрым способом. Дождавшись, поканичего не подозревающая женщина начнет мыться, он бросил ей в ванну включенныйфен…

Иван Александрович замолчал. Я боялась разозлить его и тожене проронила ни слова. Наконец старик выдавил:

– Все.

– А где Люка сейчас?

Греков отвернулся к окну и уставился на падающий сплошнойпеленой снег.

– Наверное, дома, в украденной квартире, проезд Сомова, дом9.

– Она работает?

Иван Александрович грустно улыбнулся.

– Насколько мне известно, ее отовсюду выгнали, вроде уПашина подвизается. Знаете, что это за театр?

Я кивнула. Не уверена, что подобное действо можно назватьспектаклем. Эротическое, даже порнографическое шоу, но никак не театральнаяпостановка. Сама я не ходила к Пашину, но Аркашка и Зайка один раз рискнули ипотом долго плевались.

Я ушла от старика Грекова довольно поздно. Абитуриенткапочему-то не явилась на встречу, и мы мирно пили чай, обсуждая постановкиШтайна и гастроли Бежара. Наконец распрощались, и я вышла на улицу.