Дэнис сделал глоток. Арман с видимым наслаждением смотрел наего влажные розовые губы и подвижные мышцы нежной шеи. Подцепив вилкой с блюдакусок мяса, юноша отсалютовал им, положил в рот и медленно прожевал, глядя наАрмана. Вампир смотрел и пировал вместе с ним, но только глазами, и глаза этибыли спокойны. Он не мучился и не жаждал невозможного. Его руки лежали накожаных подлокотниках, он просто сидел и смотрел на мальчика.

И я вспомнил, как терзался, стоя под окнами Бабетты истрастно желая забрать ее жизнь.

Мальчик доел и опустился на колени перед Арманом, обнял егоза шею. Казалось, он с наслаждением прикасается к ледяной коже вампира. Мневдруг вспомнился Лестат, каким я его впервые увидел; как горели его глаза, каксветилось в сумерках прекрасное белое лицо… Наверное, таким вы видите менясейчас.

Наконец юноша отправился спать, и Арман, как и накануне,затворил за ним медные створки. Скоро тот заснул, разморенный едой. Арманвернулся в кресло, устремил на меня ясный, невинный взгляд огромных прекрасныхглаз. Он притягивал меня, околдовывал, и я отвернулся. Поленья уже догорели, ивместо желанного огня я увидел мертвую золу.

«Ты говорил, чтобы мы ничего не рассказывали о себе.Почему?» – спросил я и поднял на него глаза. Наверняка он понял, что я избегаюего взгляда, но не обиделся, только взглянул удивленно. Но я не могпротивостоять даже этому удивлению и снова отвернулся.

«Вы ведь убили того, кто превратил вас в вампиров. Не потомули вы здесь без него и даже не желаете произносить вслух его имени? Сантьяго вэтом уверен».

«Если это правда или если мы не сумеем убедить вас вобратном, вы попытаетесь уничтожить нас?» – спросил я.

«Я в любом случае не собираюсь делать вам ничегодурного, – спокойно ответил он. – Но я уже говорил: у меня нетабсолютной власти над ними».

«Но они считают тебя главным. Ты дважды отгонял от меняэтого Сантьяго».

«Я старше и сильнее Сантьяго, вот и все. – Он говорилпросто, без тени гордости или высокомерия. – Сантьяго моложе тебя».

«Мы не хотим вражды».

«Она уже есть, – сказал он. – Не со мной. Я говорюпро них».

«Но почему нас подозревают?»

Арман ответил не сразу. Он задумался, прикрыл глаза, положилподбородок на сжатый кулак. После невыносимо долгой паузы он взглянул на меня.

«Я объясню тебе, – сказал он наконец. – Вы слишкоммолчаливы. Вампиров на свете не так много, и они живут в постоянном страхемеждоусобной войны. Они выбирают себе учеников с большой осторожностью, всякийраз тщательно удостоверяясь, что новообращенный станет с подобающим уважениемотноситься к себе подобным. В этом доме живет пятнадцать вампиров, это числоревниво оберегается. Кроме того, они с опаской относятся к вампирам,позволяющим себе проявлять слабость. То, что ты безнадежно испорчен, для нихсовершенно очевидно: ты чувствуешь слишком глубоко и думаешь слишком много. Тысам говорил мне, что отчужденность вампира от окружающего мира не представляетдля тебя особой ценности. Прибавь сюда и таинственного ребенка – девочку,которая никогда не станет взрослой и не сможет сама заботиться о себе. Я непревратил бы Дэниса в вампира, даже если б его жизнь, столь драгоценная дляменя, подверглась опасности, потому что его душа и тело еще не окрепли. Онслишком молод и едва пригубил чашу человеческой жизни. «Кто же решился сделатьтакое с ней?» – спрашивают они. Это был ты или кто-то другой? Иными словами, тыпадаешь сюда как снег на голову вместе со своими тайнами и непозволительнымислабостями и при этом хранишь полное молчание относительно своего прошлого.Следовательно, рассуждают они, тебе нельзя доверять, и Сантьяго ищет подходящийповод. Но есть и еще одна причина, и она гораздо ближе к истине, чем всеперечисленные. Она чрезвычайно проста. Дело в том, что при первой встрече сСантьяго в Латинском квартале ты, к несчастью, обозвал его шутом».

«А-а-а…» – протянул я, откидываясь в кресле.

«Вот тогда тебе действительно лучше было быпромолчать», – сказал он. Я понял его шутку, и он улыбнулся.

Я молчал и обдумывал услышанное; у меня на душе лежаликамнем слова Клодии об Армане – я не мог поверить, что этот мягкий, спокойныйвзгляд мог приказывать ей: «Умри». И волна отвращения охватывала меня при мыслио вампирах, собравшихся в зале наверху.

Мне вдруг захотелось поделиться с ним своими мыслями,рассказать ему обо всем. Но только не о ее страхе. Я смотрел в его глаза и немог представить, что он хотел подчинить ее себе, чтобы лишить жизни. Его глазаговорили: «Живи». И еще: «Учись». Как же я хотел спросить его о том, чего непонимаю; рассказать, как долго искал встречи с другими вампирами, и вот теперь,в Париже, обнаружил, что их бессмертное существование свелось к светскойболтовне, что они всеми силами стараются сохранить свое жалкое единство имнимую исключительность. Какая тоска! И вдруг я совершенно отчетливо увидел,что иначе быть не может. Почему, собственно говоря, я думал, что все должнобыть по-другому? Чего я мог от них ждать? Какое имел право ненавидеть Лестата,почему позволил ему погибнуть?! Потому что он не хотел объяснить то, что ядолжен был увидеть сам, найти в себе самом? И я вспомнил слова Армана:«…Единственно подлинная сила заключена в нас самих».

«Послушай, – неожиданно обратился он ко мне, – тыдолжен держаться от них подальше. У тебя все написано на лице. Оно тебя выдаст.Стоит мне задать вопрос – и ты сам все расскажешь. Посмотри мне в глаза».

Но я не послушался и неотрывно смотрел на маленькую гравюрунад столом, до тех пор пока Мадонна с младенцем не стали расплываться неяснойгармонией линий и красок. Я знал, что он говорит правду.

«Тогда останови их, объясни, что мы не причиним вреда. Чтоможет тебе помешать? Ты же не считаешь нас своими врагами…»

Арман тихонько вздохнул.

«Я остановил их на время, – сказал он. – Но я немогу остановить их навсегда. Я не хочу такой власти. Такую власть надо будетзащищать, у меня появятся враги, и мне придется возиться с ними до конца света.Все, что мне нужно, – это покой и жизненное пространство. Только это идержит меня здесь. Я принимаю скипетр, но не для того, чтобы управлять, а чтобыстоять в стороне».

«Я должен был догадаться», – сказал я, не отрываясь откартины.

«И ты держись в стороне. Селеста – она одна из самых старыхи очень сильна – стала ревновать к девочке из-за ее красоты. Да и Сантьяго, какты теперь знаешь, только и ждет малейшего доказательства, чтобы объявить васвне закона».