– Я не валяю, – обиделся он. – Я нервыуспокаиваю. У меня есть нервы, чтоб ты знала. И, между прочим, я здоровосдрейфил, когда ты на звонки не отвечала. – Он совершенно неожиданно обнялменя за плечи и привлек к себе. – Водка есть? – спросил он тихо.

– Коньяк.

– Сгодится. Снимем стресс и обмозгуем.

Обмозговывать мы начали сразу, пока я колбасу нарезала.

– Гаишнику наводочку дали, это ясно. Скандалец вышел бынемалый. Ты ведь теперь не сама по себе, а в штате Деда. Прикинь, как весело быстало. Тут только отмахивайся, не до убийств и прочего... Надо честь спасать.Для политиков убийство – тьфу, а вот шумиха...

Извини, увлекся. Так что Тагаев появился весьма вовремя.

– Ага. А потом труп увез. Прикопает в лесочке, и всехдел... Налицо явный сговор. Я парня замочила, а любовник помог мне от трупаизбавиться.

– А ты чего хотела? – возмутился Вешняков.

Я тоже возмутилась:

– Ты в своем уме?

– Если хочешь знать мое мнение... Ну, вызвали бымилицию, скандал, то да се... а следствию от всего этого какая польза?

– Может, и была бы польза...

– Может, но лично я сомневаюсь. – Вешняков выпил ипоморщился.

– По-твоему, он поступил правильно? – съязвила я,имея в виду Тимура.

– Как государев человек, призванный стоять на страже, яне приветствую сокрытие улик, а тем более трупов. – Вешняков вдругзасмеялся и покачал головой.

– Чего это тебя разбирает? – недоверчиво спросилая.

– Говоришь, Тимур сказал, что теперь им придется с нимиметь дело? Это хорошо.

– Чего хорошего? – начала я злиться, упорно непонимая, чему Вешняков радуется.

– У нас с тобой руки связаны, потому что нам положеноуважать закон. А Тагаеву на закон плевать.

– Оттого ты и веселишься?

– Я печалюсь. А смех нервный. Я уже сказал, многопережил, пока сюда мчался. Так вот, есть идея, что Тагаев сможет то, что в силуразных причин не смогли бы мы.

– Кулаками признания вышибать?

– Так если к нам человек придет и чистосердечно, отвсей души... Ты на него злишься за то, что он тебя в гардеробной запер?

– У нас была договоренность не лезть в дела друг друга.

– Выходит, он решил, что это его дело.

– А если у меня свое мнение, значит, меня вгардеробную?

– Уж очень ты... Молчу! Я в сердечные дела не лезу.

Можно вопрос задам и ей-богу больше не полезу... Тебе неприходило в голову, что он тебя любит?

– Иди ты к черту, – с чувством сказала я.

Вешняков поднялся.

– Если не возражаешь, я лучше пойду к жене, пока онаменя в самом деле из дома не выгнала. А тебе в квартире одной находиться неследует. Угрожать могли вполне серьезно.

– Я к Ритке уеду, – кивнула я, чтобы отделаться отнего.

Вешняков ушел, а я загрустила. То, что Тагаев такстремительно избавил меня от неприятностей, то есть от трупа, никакойблагодарности в моей душе не вызвало. И в его предполагаемую любовь я тоже неверила, а вот то, что он приказал своим парням приглядывать за мной, наводилона некоторые размышления. Игорный бизнес, проституция и прочее, прочее, прочеенаходится в ведении моего дорогого друга, и теперь у него вполне естественное желаниенавести в доме порядок, как он это себе представляет. Тут либо желание наказатьмерзавцев, которые у него под носом устраивают свои делишки с ним не делясь,либо нежелание, чтобы собственное участие в «делишках» выплыло наружу. В этомслучае кое-кем можно с легкостью пожертвовать и я от его желания поучаствоватьв расследовании, в отличие от Вешнякова, никакой пользы не вижу.

Утро выдалось на редкость скверное. Сыро, мрачно и холодно.Лето как-то вдруг и неожиданно сменила осень. Еще вчера было плюс двадцать, асегодня температура едва доходила до десяти градусов. Желтые листья в паркегонял ветер, а я смотрела в окно и размышляла на тему: «Еще одна осень в моейжизни». Осень я в принципе не жалую, впрочем, я затруднялась назвать времягода, которое мне по душе.

Зазвонил телефон С крайней неохотой я сняла трубку.

– Ольга Сергеевна? – спросил мужской голос.Впечатление было такое, что человек торопливо поднимается по лестнице нанебоскреб и половину пути уже прошел.

– Слушаю вас очень внимательно, – вздохнула я.

– Надо поговорить, – незамысловато сообщил он.

– Надо, так говорите.

– Я... – Похоже, он растерялся. – Вы ведьзанимаетесь клубом? Ну, этими убийствами?

Сонную одурь с меня как ветром сдуло.

– А вы чем занимаетесь? – спросила я.

Он усмехнулся:

– Прячусь. Сашку убили? Вы наверняка знаете.

Убили?

– Убили, – не стала я спорить, мое сердце ухнуловниз в предчувствии удачи. – А вы, собственно, кто?

– Какая разница. То есть вы меня не знаете. Я долгоработал в клубе и могу многое вам рассказать. Только мне нужны гарантии.

– Поясните, – попросила я.

– Я сам никого не убивал. В чем виноват, за то отвечу.А вы... все знают, что вы... в общем, если вы захотите мне помочь, я помогувам. Кассета у меня.

– Какая кассета? – насторожилась я.

– С тем боем, когда убили парня. Я ее прихватил длясобственной безопасности.

– И вы хотите отдать ее мне?

– Если мы договоримся. Давайте встретимся и всеобсудим. Сможете подъехать через час на Сортировку?

Там старая лесопилка, место тихое. Только предупреждаю, есливы с собой потащите ментов, я не приду.

Ментам я не верю. Они сначала наобещают, а потом сдадут спотрохами.

– А мне с какой стати верите? – разозлилась я.

– Знающие люди говорят, что вы слово держите.

Если пообещаете замолвить за меня словечко, я все расскажу.И этим придуркам мало не покажется.

Он повесил трубку, оставив меня гадать на кофейной гуще: чтоделать? Разумеется, звонить Вешнякову.