В глазах у Троянды все померкло, она повалилась вниз лицомна тело Гвидо, но тут же горячие руки Григория подхватили ее, встряхнули – ижизненная сила перелилась через них в ее тело, заставила очнуться и понять, чтоэтот голос исходит из темного, надежно скрытого тенью угла и принадлежит немертвому, а вполне живому человеку, который наконец вышел на свет, и Трояндаувидела лицо, которое много лет преследовало ее в кошмарах.

Лицо Марко Орландини!

Он приблизился, склонился, заглянул в глаза Троянды.Григорий резко вытянул руку, пытаясь его остановить. Орландини слабоотмахнулся:

– Не бойся. Я ей ничего не сделаю. Это она сделала все, чтомогла… поквиталась со мной. – Он хрипло усмехнулся. – Думал, не было в моейжизни дня страшнее, чем тот, когда призрак Анисьи явился передо мной. Но нет…увидеть любимого брата в петле – это, оказывается, и есть самое страшное.

– Брата? – прошелестела Троянда сухими губами. – Он твойбрат? Монах?..

– Он мой брат, монах. Потому я и продал тебя в монастырь,что не знал для человека участи хуже. Хотел, чтобы Анисья страдала на небесах,глядя на твои земные страдания.

– Страдала?! Но ведь ты убил ее – за что же ей страдать еще?Это ты заслуживал бесконечных мучений! – вскрикнула Троянда.

– Успокойся, Дария, – примирительно махнул рукой Марко. –Господь и так покарал меня… Куда уж больше! Как это там говорится? «Замышляй ипоступай как знаешь, но помни о последствиях». Да, все правда… а тебе тоже надобы запомнить эти слова, хорошенько запомнить!

– Почему мне?

– Да потому, что это ты его погубила, разве нет?

– Это Цецилия, – прошептала Троянда, но Марко покачалголовой:

– Придумала все Цецилия, но ты стала орудием. Ты – монахиня,которая совратила Гвидо! Цецилия призналась перед смертью в ваших кознях,ничего не утаила. Мы ведь знакомы с ней давно, еще с того дня, когда я продалтебя в Мизерикордию. И потом, когда понял, что не призрак Анисьи донимал меня втот страшный день, а живой человек, и что только одна душа могла знать обо мнеи Анисье, я снова пришел в эту проклятую богом обитель. Но Цецилия сказала, чтотебя не достать, что ты сбежала к богатому любовнику. Я и не пытался…

Но ты… ты не успокоилась до тех пор, пока не отнялаединственного человека на свете, которого я любил… после того, как умерла твоямать.

– После того, как ты убил мою мать, – пробормотала Троянда,и Марко обреченно опустил голову:

– Убил, да… Но и ты должна была убить меня, а не моегобрата. Почему ты погубила Гвидо?!

– Я не знала, что он твой брат, клянусь! – горячо сказалаТроянда. – Я пыталась спасти монастырь, действовала по наущению Цецилии… дасгноит господь ее дьявольскую душу.

– Гнев господа ее настиг, – успокаивающе кивнул Марко. – Иона это знала… она так и извивалась вся, будто ее уже поджаривало адское пламя,когда она ползала у меня в ногах и молила о пощаде. Но разве я мог пощадить ее,когда увидел, что Гвидо мертв?

Троянда взглянула на него, и слезы навернулись на ее глаза.Марко слабо улыбнулся:

– Тебе жаль меня? О да… спасибо тебе за это. Я ведь и затебя отомстил, когда прикончил Цецилию, верно? Хотя сначала у меня и в мысляхне было ее убивать. Я угрожал кинжалом, да, но лишь пытаясь заставить ее помочьмне спасти брата. Я пробрался к ней ночью и так напугал, что она согласиласьпровести меня сюда через потайной ход. Я хотел увести его, а ее запереть здесь.Но он умер… умер задолго до моего появления!

– Он убил себя сам? – спросила Троянда, осторожно касаясьвлажных мертвых волос.

– Да, сам. Он не стал ждать, пока закончатся его хлеб и водаи смерть придет за ним во мраке. Он шагнул к ней навстречу при свете, безстраха. Как воин. Как мужчина! Он был настоящим мужчиной, а не просто телом всутане!

– Да, – отозвалась Троянда, – он был мужчиной…

Что-то шевельнулось рядом. Она подняла голову и почтиудивилась, увидев Григория. Она и забыла о своих спутниках. А ведь они всевремя были здесь и слышали каждое слово этого странного разговора. И теперьГригорий понял – что он понял? А может быть, он толком не знает итальянского ивсе, о чем здесь говорилось, прошло мимо его ушей?

Ладно, сейчас это не важно. Надо уходить…

Вдруг Васятка, немо замерший в углу, резко шагнул к двери,ведущей в коридор, и сделал всем знак молчать. Воцарилась тишина, нарушаемаялишь дыханием и потрескиванием фитилька в светильнике, и в этой тишине Трояндаотчетливо расслышала торопливые шаги.

По коридору кто-то шел, и не один человек – несколько!

– Ключи! Принесите ключи! – послышался мужской голос.

– Они у аббатисы, – отозвался другой.

– Ну так сходите за ней. Пусть она покажет вам другой ход,перекройте его. Я сам слышал крик и голоса из этой кельи и долженудостовериться, что заключенный не сбежал.

– Ну, аббатису им долго придется искать, – пробормоталМарко, снимая с пояса Цецилии связку ключей. – Да и это – тоже.

– Надо уходить, – прошептала Троянда, – иначе они взломаютдверь.

– Уходите, – кивнул Марко. – А я останусь с Гвидо.

– Останешься здесь? – ахнула Троянда. – Но ведь тебясхватят, осудят…

– Я уже сам себя приговорил, – слабо вздохнул Марко. –Уходи, спасайся! Только… напоследок скажи, что прощаешь меня!

Тяжело вздохнув, убийца Анисьи опустился на колени перед еедочерью. Опустил голову, и тусклый свет позолотил обильную седину, покрывающуюволосы, которые Троянда помнила жгуче-черными, зловеще-черными.

Слезы подступили к глазам.

Вся жизнь ее, вся ее загубленная, исковерканная жизньпронеслась перед мысленным взором… И она заломила руки, замотала головой, чтобыне слышать тихого, отчаянного рыдания. Ей было жаль его, мучительно жаль, и всеже она не могла переломить себя и даровать ему то прощение, о котором онпросил.

И, верно, Марко понял, что молит о несбыточном. Тяжелоподнялся; не глядя на Троянду, кивнул на темное зияние тайного хода:

– Ну, бог тебе судья. А теперь идите… нет, бегите! –вскричал он в следующую секунду, ибо в дверь вдруг заколотили чем-то тяжелым:верно, не найдя ключей, стража принялась сбивать замок.

Григорий шагнул к двери, выхватил кинжал, но Марко преградилему дорогу. Глаза его были прикованы к Троянде: