Она взглянула на Григория. Сердце падало, падало отмгновенных воспоминаний… но нет. Это было – и ушло. Не для нее! И не о том надодумать. Скрепилась, вздохнула глубоко и сказала, сама удивившись тому, кактвердо прозвучал ее голос:

– Спасите моего мужа.

* * *

Воцарилось молчание. Потом Прокопий махнул на Троянду рукой:чего, мол, городишь?! Васятка проворчал:

– Эка… хватила!

Григорий ничего не сказал, только глянул вприщур, и этотострый взгляд словно бы лезвием полоснул Троянду. И сказал:

– Согласен.

Прокопий с Васяткой в один голос ахнули. Троянда качнулась –только сейчас до нее дошло, чего потребовала и на что готов Григорий. Неужтоеще и других намерена она втянуть в ту бездну, куда уже рухнул Гвидо и откудаона едва-едва сама выбралась?

– Ты в уме? – наконец обрел голос Прокопий. – Смерти ищешь?Подумал бы раньше, на что замахнулся. Ты тот самый… Дворец дожей видел? Неужтона приступ пойдешь? Тогда не таись, Гриня, скажи. Один пойдешь или вот ещеВасятку с собой прихватишь?

Григорий вопросительно смотрел на Троянду, и она зачастила –не думая, не подбирая слов: они как бы сами приходили на язык:

– Его содержат в келье искушений в Мизерикордии. Туда естьход из сада… я знаю… я узнала.

– Как же? На базаре, что ль, услыхала? – ехидно усмехнулсяПрокопий.

– Подкупила монастырского сторожа, – огрызнулась Троянда изло глянула на Григория: он чего молчит? Согласился, а теперь жалеет? Лучше быуж не соглашался…

– Думаешь, это и вправду возможно? – молвил тот, словнопрочитав ее мысли. – Дело, девка, нешуточное.

Троянда задумалась. Отдала ли Цецилия приказ перекрыть ход?Может быть, да – и тогда вся затея напрасна: пока они будут разбирать завал,такой шум поднимется. И потом, кто может поручиться, что возле монастыря непоставлена стража – хотя бы на первое время, пока бедняжка Гвидо еще жив. Авдруг ход все-таки свободен? Потайную дверь из кельи не открыть. Но снаружи, встене хода, есть педаль, которая приводит в движение механизм двери.

Цецилия – рачительная хозяйка, зачем ей создавать себелишние хлопоты, замуровывать ход, который, конечно же, еще пригодится? Темболее что о секретной педали не знает никто, кроме самой аббатисы и Троянды. НоТроянда – Цецилия в этом убеждена – умерла, убита! Значит, ход свободен и ничтои никто не помешает им спасти Гвидо…

Но почему – им? Зачем Троянде в этом деле еще кто-то? Вполнеможет сама проникнуть в монастырь под покровом ночи – и уйти оттуда вместе сузником. А вдруг ночью сад стерегут? Вдруг стража что-то заметит? Опять же –вдруг Гвидо так ослабел, что его придется нести? Hаверняка придется – он жеперенес пытки. Один-два надежных человека ей не помешали бы, конечно. Но большепросить этих людей она не станет. Ничего, наймет на пристани пару-тройкулаццарони [46]. Троянда на миг задумалась: а на какие деньги она это сделает?Или с ними придется расплатиться иначе?.. Ладно, об этом она подумает, когда дойдетдо дела. А сейчас – прочь отсюда. Хватит с нее растерянных взглядов Васятки,ехидных – Прокопия и непонятных, загадочных – Григория. В конце концов… в концеконцов, эта ночь…

Мысли были обволакивающе-опасны, и Троянда, отмахнувшись,бросила:

– Ладно. Забудьте, что я говорила. Обойдусь сама. Прощайте!– И ринулась к двери, не позволив себе даже взглянуть на Григория, не даваяслабости завладеть собою, как вдруг раздался возглас:

– Погоди-ка! – И она замерла, вконец изумленная: ее окликнулПрокопий!

Она оглянулась, не веря ушам, но и правда: Прокопийторопился к ней, бормоча:

– Погоди! Экая ты прыткая! Такие дела с наскоку не решают.Надо подумать, потолковать…

– Об чем же тут толковать? – удивилась Троянда. – Всепросто: да или нет. Нет так нет!

– Погоди! – сердито сверкнул глазами Прокопий. – Нет-то оно,конечно, нет… скажи только: ежели твой муженек художник, так, может, знает онздешнего синьора по имени Пьетро Аретино?

Троянда вытаращила глаза.

Григорий присвистнул:

– Ну, хитер же ты, братка!

– Ищи умного в лавке! – поддакнул Васятка.

Лицо Прокопия от этих слов на миг расцвело безудержноймальчишеской улыбкой, но тут же приняло свое обычное хитровато-недоверчивоевыражение.

– Так знает или нет?

– А если знает, то что? – в тон ему спросила Троянда,немного придя в себя от неожиданности.

– Ничего. Просто спрашиваю. За спрос, как известно, денег неберут! – усмехнулся Прокопий.

– Знать-то знает… – туманно ответила Троянда. – Но, может, инет…

– Как это? – не понял Васятка, а Григорий отвернулся,скрывая смешок.

– Ты, молодка, голову нам не морочь! – рассудительнопроговорил Прокопий с видом почтенного старца, разговаривающего с девчонкой. –Суть вот в чем. У нас до этого синьора Аретино дело первейшей важности, однаконикак не можем мы найти к нему подхода. Вдобавок дело секретное. И вот ежели, кпримеру, твой муж взялся бы за нас похлопотать перед тем Аретино, мы б егоспасать пошли с охотою. Ну а ежели нет… чего тогда попусту головой рисковать?

– Он знает Аретино! – севшим от волнения голосом быстросказала Троянда. – Обещаю, что сведу вас, если вы спасете Гвидо.

– Гвидо? – озадачился Васятка. – А это кто ж таков?

– Кто-кто! Дед Пихто! – рявкнул Григорий, вдруг впав в такуюярость, что даже руки у него затряслись. – Мужа ее так зовут, неужто не понятнотебе, дубина стоеросовая?!

И вышел из каюты, шарахнув дверью о косяк.

Издавна на колокольне Сан-Марко несла вахту стража,наблюдавшая за появлением близ берега вражеских судов – или возникновениемпожаров в городе. Еще колокольня служила маяком для кораблей, возвратившихся издальнего плавания. Она значилась во всех лоциях как самый приметный ориентирдля судов, приближающихся к Венеции. Днем в лучах солнца ярко сверкал золоченыйангел, а ночью наверху башни зажигали сигнальный огонь. Горел он и сейчас. Иколокол звонил – тихо и печально.