Ему никогда не надоедало думать о Каркове. В последний раз,когда они встретились у Гэйлорда, Карков великолепно рассказывал об одноманглийском экономисте, который много времени провел в Испании. Роберт Джордан втечение долгих лет читал статьи этого человека и всегда относился к нему суважением, не зная о нем ничего. То, что этот человек написал об Испании, емуне очень нравилось. Это было чересчур просто и ясно и слишком схематично, имногие статистические данные были явно, хоть и непреднамеренно подтасованы. Ноон решил, что когда хорошо знаешь страну, тебе редко нравится то, что о нейпишут в газетах и журналах, и оценил добрые намерения этого человека.

Наконец он его однажды увидел. Это было под вечер, передатакой в Карабанчеле. Они сидели под стенами цирка, где обычно происходил бойбыков; на двух соседних улицах шла перестрелка, и люди нервничали в ожиданииначала атаки. Им был обещан танк, но он не пришел, и Монтеро сидел, подперевголову рукой, и все повторял:

— Танк не пришел. Танк не пришел.

День был холодный, и по улице мело-желтую пыль, а Монтеробыл ранен в левую руку, и рука у него немела.

— Нам нельзя без танка, — говорил он. — Придется ждатьтанка, а ждать мы не можем. — От боли голос его звучал раздраженно.

Роберт Джордан пошел посмотреть, не остановился ли танк зауглом, у большого многоквартирного дома, мимо которого проходит трамвай, — такдумал Монтеро. Там он и стоял. Но это был не танк. В то время испанцы называлитанком все что угодно. Это был старый броневик. Добравшись до этого места зауглом большого дома, водитель не захотел ехать дальше, к цирку. Он стоял позадисвоей машины, положив на металлическую обшивку скрещенные руки и уткнув в нихголову в мягком кожаном шлеме. Когда Роберт Джордан заговорил с ним, он замоталголовой, не поднимая ее. Потом он повернул голову, но не взглянул на РобертаДжордана.

— Я не получал приказа ехать туда, — угрюмо сказал он.

Роберт Джордан вынул револьвер из кобуры и приставил дуло ккожаному пальто водителя.

— Вот тебе приказ, — сказал он ему.

Водитель опять замотал головой в мягком кожаном шлеме, как уфутболиста, и сказал:

— Пулемет без патронов.

— У нас там есть патроны, — сказал ему Роберт Джордан. —Садись, и едем. Ленты там зарядим. Садись.

— Некому стрелять из пулемета, — сказал водитель.

— А где он? Где пулеметчик?

— Убит, — сказал водитель. — Там, внутри.

— Вытащи его, — сказал Роберт Джордан. — Вытащи его оттуда.

— Я не хочу дотрагиваться до него, — сказал водитель. — А онлежит между пулеметом и рулем, и я не могу сесть за руль.

— Иди сюда, — сказал Роберт Джордан. — Мы сейчас вдвоем еговытащим.

Он ушиб голову, пролезая в дверцу броневика, и из небольшойранки над бровью текла кровь, размазываясь по лицу. Мертвый пулеметчик былочень тяжелый и уже успел окоченеть, так что разогнуть его было невозможно, иРоберту Джордану пришлось бить кулаком по его голове, чтобы вышибить ее изузкого зазора между сиденьем и рулем, где она застряла. Наконец он догадалсяподтолкнуть ее коленом снизу, и она высвободилась, и, обхватив тело поперек, онстал тянуть его к дверце.

— Помоги мне, — сказал он водителю.

— Я не хочу прикасаться к нему, — сказал водитель, и РобертДжордан увидел, что он плачет. Слезы стекали прямыми ручейками по егопочерневшему от пыли лицу, и из носа тоже текло.

Стоя снаружи у дверцы, Роберт Джордан вытащил мертвогопулеметчика из машины, и мертвый пулеметчик упал на тротуар почти у самыхтрамвайных рельсов, все такой же скрюченный, словно согнутый пополам. Там он илежал, прижавшись серо-восковой щекой к плитам тротуара, подогнув под себяруки, как в машине.

— Садись, черт тебя раздери, — сказал Роберт Джордан, делаяводителю знак своим револьвером. — Садись сейчас же!

И тут вдруг из-за угла вышел человек. Он был в длинномпальто, без шляпы, волосы у него были седые, скулы выдавались, а глаза сиделиглубоко и близко друг к другу. В руке он держал пачку сигарет «Честерфилд» и,вынул одну сигарету, протянул ее Роберту Джордану, который в это время спомощью револьвера подсаживал водителя в броневик.

— Одну минутку, товарищ, — сказал он Роберту Джорданупо-испански. — Не можете ли вы дать мне кое-какие разъяснения по поводу этогобоя.

Роберт Джордан взял сигарету и спрятал ее в нагрудный кармансвоей синей рабочей блузы. Он узнал этого товарища по фотографиям. Это быланглийский экономист.

— Иди ты знаешь куда, — сказал он ему по-английски и потомпо-испански водителю броневика: — Вперед. К цирку. Понятно? — И с силойзахлопнул тяжелую боковую дверь и запер ее, и машина понеслась по длинномуотлогому спуску, и пули застучали по обшивке, точно камешки по железному котлу.

Потом, когда заработал пулемет, это было точно дробный стукмолотка по обшивке. Они затормозили у стены цирка, еще обклеенной прошлогоднимиафишами, там, где близ окошечка кассы стояли вскрытые патронные ящики, итоварищи ждали под прикрытием стены с винтовками за плечом, с гранатами напоясе и в карманах, и Монтеро сказал:

— Хорошо. Вот и танк. Теперь можно атаковать.

В тот же вечер, когда последние дома на холме уже былизаняты, он лежал, удобно устроившись за кирпичной стеной у отверстия, пробитогов кладке для бойницы, и смотрел но великолепное поле обстрела, простиравшеесямежду ними и горной грядой, куда отступили фашисты, и с чувством близким кнаслаждению, думал о том, как удачно защищен левый фланг крутым холмом сразрушенной виллой на вершине. Он зарылся в кучу соломы и закутался в одеяло,чтобы не продрогнуть, когда начнет подсыхать насквозь пропотевшая одежда. Лежатак, он вдруг вспомнил про экономиста и засмеялся, а потом пожалел, что был сним груб. Но когда англичанин протянул ему сигарету, словно сунул ее в видеплаты за информацию, ненависть бойца к нестроевику вспыхнула в нем с такойсилой, что он не сдержался.

Теперь ему вспомнился Гэйлорд и разговор к Карковым об этомчеловеке.