Да, видимо, слишком многое, бесконечно многое было написанов те минуты на ее лице. И Клара, женщина опытная, тем паче положившая, как иСаша, жизнь ради любви к одному-единственному человеку (Константин АнатольевичРусанов со смеху помер бы, узнай он, что его любовница, от которой онпогуливал, точно мартовский кот, без всякого зазрения совести, хранит емунерушимую верность все долгие семь лет, пока длится их сожительство, а если некричит об этом на всех углах, то лишь потому, что, так же как сам Русанов,считает верность сущим пережитком прошлого, устаревшим куда более, нежели дажемонархический строй), все поняла. И мгновенно сообразила, что дочь ее любовника– теперь легкая добыча, а значит, в стане врага, как Клара иногда называласемью Русановых – она ведь была убеждена, что именно нежелание оскорбить семьюбраком с актрисой мешало Константину жениться на ней, а о существовании ЭвелиныЛе Буа и знать не знала, – у нее завелся лазутчик.

– Я вас недооценивала, – проговорила Клара, вглядываясь вразом повзрослевшее и даже словно бы постаревшее лицо Саши. – Я и не думала,что вы сможете любить его так долго и так…

Она осеклась, и Саша продолжила угрюмо сама:

– Так безнадежно?

– Нет, я просто хотела сказать – так сильно, – уточнилаКлара с кривой улыбкой.

– Нет, вы подумали – так безнадежно! – упрямо, раздраженномотнула головой Саша. – Потому что он мне все сказал.

– Все? Что именно? О своей жене, что ли?

– Ну да.

– Ну так это еще не все, – усмехнулась Клара. – В томсмысле, что даже самая нерушимая верность дает иногда трещину. Я слышала весьваш разговор, так что не трудитесь пересказывать. Я хочу предложить вам сделку.

– Сделку? – глухо повторила Саша.

– Да, да, да! – чуть ли не выкрикнула Клара и, сильно махнувворохом своих опереточных юбок, подошла почти вплотную к Саше. – Послушайте,моя дорогая, как вы думаете, сколько мне лет?

Та испуганно моргнула:

– Не знаю.

– Ну попробуйте угадать!

Зимой четырнадцатого года Сашенька Русанова мстительнофыркнула бы: «Сорок! Пятьдесят! Шестьдесят!» Но с тех пор минуло два споловиной года, а жизнь, хочешь или не хочешь, многому учит, поэтому Сашапробормотала:

– Нет, не знаю. А что?

– Да то, что я была у доктора, который совершенноопределенно сказал мне: пора рожать, через год уже может быть поздно. Мнедвадцать восемь, если вам интересно, – добавила Клара как бы в скобках, – но яочень болела по-женски, и болезнь эта может вызвать необратимые последствия,если я в самом близком времени не рожу. Однако я не могу родить от кого угодно.Я хочу выйти замуж и родить от мужа, а им, сами понимаете, опять же должен бытьне кто угодно, а давно мною любимый человек.

– Мой отец, – голосом, в котором не было ни нотки от голосапрежней барышни Русановой, не спросила, а констатировала Саша, и Клара кивнула:

– Ваш отец, совершенно верно.

– И вы хотите, чтобы я…

– Я хочу, чтобы вы помогли мне стать его женой. Вы должныубедить его, что довольно шататься беспутным холостяком. Вы должны убедить вашутетку взглянуть на наш брак другими глазами. Я знаю, она влюблена в Константинасто лет…

– Ей только пятьдесят, – устало поправила Саша.

– Только! – с искренним ужасом возвела глаза к небу Клара. –Да ладно, какая разница! Главное, что она лелеет мечту, будто Константиноднажды прозреет и женится на ней. Убедите эту старую дуру в том, что такихчудес не бывает. Не бывает! Убедите также вашего брата, что я буду лучшей вмире мачехой, которая никогда и ни во что не вмешивается и охотно предоставляетвзрослым детям супруга жить своей собственной жизнью и самим строить своюсудьбу.

– А взамен? – пробормотала Саша, отворачиваясь. – Что будетмне, если я сделаю то, что вы хотите?

Клара неприметно вздохнула с облегчением. Ага, все же не онасвела разговор к откровенному и беззастенчивому торгу. Не она, распутнаяактрисулька, а вот эта прелестная и нежная замужняя жена из благородногосемейства.

И если есть на свете средство,

Чтоб честному – вдруг обернуться подлым,

И добряку – чтоб сделаться злодеем,

Пойти на клятвопреступление тому,

Кто клятву верности давал совсем недавно,

А милосерднейшему сделаться убийцей,

То это средство – та же самая любовь,

Любовь, что мир должна преображать,

Добрее делать, краше и милее! —

вспомнила она Шекспира и только горько усмехнулась тому, чтовсе в мире, оказывается, уже давным-давно было сказано. Давным-давно… В какомтам бишь веке? Клара попыталась вспомнить, когда, в какие времена жил Шекспир,но поскольку невозможно вспомнить того, чего не знаешь, даты жизни великогоангличанина так и остались неуточненными.

– Что взамен? – переспросила она, возвращаясь в день нынешний.– Взамен вы получите возможность провести ночь с Игорем Вознесенским.

Какое-то мгновение длилось молчание.

– Ночь? – переспросила Саша чуть погодя.

– Ночь, – пожала плечами Клара. – Или, не знаю, час, жизнь,минуту… Все будет зависеть только от вас: на сколько вы сумеете его удержать,на столько он и будет вашим. Ну, что молчите? Боитесь, что ли? Ну, знаете… Quine risque rien ne pas gagne rien! Кто не рискует, тот не выигрывает!

– А как вы это сделаете?

– Вы лучше подумайте о том, как вы сделаете свою частьнашего уговора. Уж поверьте моему опыту: даже самого верного из мужчин заманитьв чужую постель легче, чем затащить под венец закоренелого холостяка. Естьразные возбуждающие средства… Про шпанские мушки вы слышали? Я знаю такие средства,я пользовалась ими. Нужна только соответствующая обстановка – и вино. Выполучите Вознесенского, клянусь.

– А когда? – спросила Саша, и Клара порадовалась деловитымноткам ее голоса.