погода менялась подобно погоде апрельского дня: если с утра набегали тучи, то в обед светило солнце, вечером шел проливной дождь, а к ночи на безоблачном небе появлялась яркая луна.

Когда Ульрих взошел на кафедру, как раз стал накрапывать дождик, хотя еще час назад можно было поклясться, что дождя не будет. Несмотря на то, что морось быстро сменилась настоящим ливнем, Ульрих сбросил капюшон и снял берет. Длинные редеющие волосы проповедника намокли в одну минуту; Ульрих откинул их со лба, и они рассыпались неровными прядями по его плечам и спине.

– Братья и сестры! – начал он. – Большие перемены произошли в нашем городе, пока меня не было…

Ульрих сделал паузу и утер лицо.

– Бедненький! – заохала какая-то женщина в толпе. – Промокнет до нитки. Навес бы ему сделали, что ли, когда кафедру сколачивали. Ох, эти мужчины! До чего бестолковые!

– Пусть наденет берет, зачем он его снял, – проворчал хмурый мужчина, стоявший слева от сердобольной женщины.

– Потому что Христос никогда в берете не говорил с народом, – назидательно произнес другой мужчина, стоявший справа.

– Христос-то, наверное, плаща не носил, и сапог тоже, – тут же вставила женщина. – А у нас осенью без плаща и сапог не обойдешься. А там зима наступит, тогда…

– Помолчи, кума, – прервал ее хмурый мужчина. – Слушай, он дальше говорит.

– …Большие перемены произошли. Да, большие перемены! Закрыты языческие капища, которые, как бы в издевку над Евангелием, назывались храмами Божьими. Выброшены идолы, которым поклонялись вместо Бога Единого. Уничтожены колдовские предметы, которые якобы обладали чудодейственной силой, а по сути, были лишь теми предметами, кои видел наш глаз, и ничем более! Нанесен удар по суеверию, отвращающему от Христа; нанесен удар по ханжеству, прикрывающему глумление над именем и духом Христовыми; нанесен удар по мнимой святости, – ибо никто не свят, кроме Христа, – по мнимой святости, за которой скрывались извращение веры и пустота! – Ульрих перевел дух и отряхнул капли дождя со лба.

– Истинно, истинно так! – раздалось множество голосов в толпе.

– Заболеет, бедняжка, – продолжала сокрушаться сердобольная женщина.

– Большие перемены произошли… Но все ли они во благо, все ли они во имя торжества веры Христовой? Сверимся с заповедями Спасителя, посмотрим, так ли мы делаем, как Он нам завещал? Да, свергнута власть лжепророков и разорваны цепи, которыми сковали они нас, разрушена темница, в которой держали нас, разбиты орудия, которыми мучили нас! Рассеян мрак обмана, в который мы были погружены. Но возрадовался ли Спаситель, глядя на нас? Нет, не возрадовался! Что видит Он в граде нашем ныне? Разбой и воровство, пьянство и разврат. Даже те, кто должен был бы, казалось, показывать пример христианского поведения остальным, погрязли в пороках! – Ульрих стряхнул воду с волос и окинул взглядом народ на площади, как будто выискивая кого-то. – Стыдно, братья и сестры! Стыдно и грешно!

– Ой, правда, правда! – прорезал наступившую тишину женский возглас.

– Но я знаю, что как бы не был силен лукавый, соблазняющий нас и толкающий ко греху, мы одолеем его! Мы одолеем нечистого, ибо есть у нас заступник, перед которым трепещет сатана и бежит от одного его слова. «Христос наш заступник всегда и во всем, к Нему обратившись, дорогу найдем!» – торжественно отчеканил Ульрих. – Он поможет нам наладить новую жизнь, лишь обратимся к Нему сердцами нашими! Братья и сестры, я привез вам гимн, сложенный в честь Спасителя в Германии и присланный мне моими немецкими друзьями. Я предлагаю, чтобы он стал гимном нашего города:

Твердыня наша – наш Господь.

Мы под покровом Божьим.

В напастях нас не побороть.

Все с Богом превозможем.

Давно бы нам пришел конец,

Когда бы не подмога.

Грядет Он, праведный боец,

Узрим Святого Бога.

Пускай Вселенная полна

Исчадиями ада,

Нас не проглотит сатана

Бояться нам не надо.

Осталось только бы при нас

Навеки Божье слово!

Не пожалеем в грозный час,

Имения мирского.

Ульрих, весь дрожа, еле выговорил последнюю строку стихотворения.

– Совсем окоченел, бедолага! – всплеснула руками сердобольная женщина, а люди уже лезли на кафедру и восторженно кричали:

– Отец Ульрих – наш Моисей! Главой города его! Изберем Совет, главой – отца Ульриха! В епископский дворец его! Отца Ульриха – в епископский дворец!

Замерзшего, насквозь промокшего Ульриха подхватили и понесли по улицам к дворцу.

– Ну вот! Он им говорит, не сотвори себе кумира, а они из него кумира делают, – пробормотал хмурый мужчина.

– Вы хотя бы капюшон ему на голову накиньте, дурни! Заболеет, ох, заболеет отец Ульрих! – женщина вздохнула, плотнее закуталась в плащ и пошла к своему дому.

* * *

– Я вас на площади искала, а вы тут! Весь город собрался послушать проповедь отца Ульриха, а вы сидите и пьете пиво, бездельники! – накинулась женщина на Якоба и Иоганна, придя домой.

– Милая вдовушка, не сердись! Мы хотели пойти, да начался дождь, – стал оправдываться Якоб.

– Дождя испугались! А вот отец Ульрих дождя не испугался, промок до ниточки, бедняжка! – перебила вдова.

– Брату Иоганну нельзя мокнуть, у него от сырости кости ломит, – невозмутимо продолжал Якоб.

– Это правда, сестра. От сырости меня всего корючит, корежит и выкручивает. Каждая косточка ноет, каждый сустав вопиет, – грустно подтвердил Иоганн.

– А костей в нем много, и если каждая принимается ныть, то такой стон раздается, будто сотни грешников мучаются в аду, – сказал Якоб.

– Но у тебя-то столько жира, что тебе и ледяная вода не страшна; ты, как утка, можешь плескаться и в полынье, – возразила вдова. – Жира у тебя больше, чем костей.

– Необразованная женщина! Ты даже не знаешь, что у всех людей одинаковое число костей, – немедленно возразил Якоб.

– Врешь! У мужчин на одну кость меньше, чем у женщин, иначе из чего бы Господь сотворил Еву? В Писании ясно сказано, что Еву Господь сотворил из ребра Адама, – женщина с превосходством посмотрела на Якоба.

– Ты читала Писание? – изумился Иоганн.

– Она? Она вообще неграмотная! – ответил ему Якоб.

– Зачем женщине грамота? Это вам, лежебокам и лодырям, только бы отлынивать от работы, да книжки читать, – вдова уперла руки в бока и нависла над Якобом. – Да и то, известно нам, какие вы читатели: вечерком возьмет книгу в руки, а уже и храпит на весь дом! А нам, женщинам, читать некогда: целый день мы по хозяйству и крутимся, и вертимся, и носимся, и мчимся! Где тут читать? Но нам чтение и