смысле. С точки зрения веры борьба за истинное христианство есть дело богоугодное и возвышенное. Исходя из здравого смысла, война – дело чрезвычайно прибыльное. В результате прошлой войны, которую вел ваш город с соседями, городские корпорации получили огромные прибыли. Почему же вы опасаетесь войны, господа?

– А потери людей в военных действиях? – спросил бургомистр.

– Но не вы же будете сражаться на поле боя и погибать! Это удел солдат и ополченцев, то есть тех самых бедняков, которых Бог уже отметил своим проклятьем. Их гибель в бою – лишнее доказательство того, что они прокляты. А места погибших горожан займут на черных работах нищие выходцы из деревень. Городу от этого опять-таки только польза, поскольку новые рабочие здесь чужаки, не имеют прав, не имеют связей с коренным населением, следовательно, не способны на бунты, ведущие к серьезным последствиям, – снисходительно пояснил Жан.

– Но если мы проиграем войну? – снова выкрикнули с дальнего конца стола.

Жан вздернул голову и холодно проговорил:

– Вы знаете лучше меня, что любое крупное дело связано с риском. Если вы боитесь риска, не занимайтесь делами.

– О, герр Жан, я думаю, ваши объяснения всех устраивают! – сказал бургомистр. – Я полагаю, господа члены Совета, что нам надо голосовать за все предложения герра Жана разом, не теряя времени на их обсуждение по отдельности. Тем более что у нас тут, как вы, наверно, почувствовали, холодно, и мы с вами уже порядком замерзли. Увы, городской бюджет не позволяет нам тратить много денег на покупку дров!.. Нет возражений против голосования за все предложения герра Жана разом? Хорошо… Тогда я попрошу вас начать голосование. Его порядок вам известен: кто голосует за предложения герра Жана, кладет в ящик белый шар, кто голосует против предложений герра Жана, кладет в ящик черный шар. Прошу вас, господа, приступайте…

И в радости, и в горе

Ульрих

С некоторых пор Ульрих стал замечать, что во время его проповедей некая женщина всегда садится напротив кафедры, смотрит на него, не отрываясь, а когда встречается с ним взглядом, тут же отводит глаза и краснеет. Еще он заметил, что женщина эта часто глядит на него как-то странно, с непонятным выражением, в котором было что-то жалостное и очень доброе: мать Ульриха смотрела на него так, когда он был ребенком. Одета была женщина в скромное серое платье, единственным украшением которого был белоснежный отложной воротник, а голову ее украшал чепец, тоже белый, закрывающий шею и уши.

Обычно после окончания проповеди Ульриха окружали верующие и задавали ему множество вопросов, но женщина в сером платье ни разу еще не подошла к нему: она стояла позади всех и внимательно слушала то, что он говорил.

Постепенно Ульрих привык к ее присутствию, поэтому огорчился, когда однажды не увидел эту женщину на проповеди. Не пришла она и в следующий раз, пропустила еще одну проповедь, а когда, наконец, появилась, то была грустна и размышляла о чем-то своем.

Огорченный ее отсутствием Ульрих был теперь еще более удручен ее грустным видом. У нее явно были какие-то неприятности, а может быть, с ней случилась беда, но как было узнать об этом? Казалось бы, чего проще: на правах пастора проявить участие и расспросить женщину о ее делах, но Ульрих не смел и подумать о таком, ибо чувствовал, что его интерес вызван не пасторским вниманием, а чем-то иным, совсем иным.

К счастью, он сама заговорила с ним. После проповеди, терпеливо дождавшись, когда у прихожан иссякнут вопросы к Ульриху, женщина в сером подошла к нему. Увидев ее так близко от себя, он смутился, уставился в пол и не мог поднять головы.

– Отец Ульрих, – сказала женщина, – простите, что задерживаю вас. Отец, я хотела спросить…

– Не называйте меня отцом, – с трудом выдавил он из себя. – Я – не отец вам.

– Вы – наш духовный отец и учитель. Мы верим вам, как самому Богу, – возразила женщина.

– Нет, нет, не говорите так! Большой грех сравнивать человека с Богом. Я лишь несу вам слово Его.

– Простите, отец… то есть месье Ульрих. Хотя я и слушаю ваши проповеди, но слаба еще в вопросах веры. Сердцем я с вами, но не все понимаю… Но я хотела спросить вас о другом, не о вере. Можно?

– Спрашивайте, – просипел Ульрих, сгорая от стыда.

– Я – вдова. Меня зовут Аннета, а мой муж был башмачником. Он погиб на войне. В нашем городе осталось много вдов после той, прошлой войны… Извините, отец… месье Ульрих, я путано говорю.

– Ничего. Я понимаю вас. Не волнуйтесь, – Ульрих на секунду поднял на нее глаза и вновь опустил их.

– У меня трое детей. Мы живем на те деньги, что я зарабатываю шитьем. Я хорошо шью и недорого беру за свою работу, поэтому соседки часто приходят ко мне и просят что-нибудь пошить для них или их ребятишек. И вот недавно Полетта, жена мясника, обвинила меня в том, что я обманула ее: присвоила остаток материала от пошива ее юбки. Полетта ославила меня на весь квартал, а теперь еще и подала на меня в суд. Судья сказал, что по закону, если будет доказано, что я украла часть материала, с меня возьмут штраф или даже посадят в тюрьму. Но денег на штраф у меня нет, а если меня посадят в тюрьму, что будет с моими детьми? У меня нет родственников в этом городе, родня моего покойного мужа с нами знаться не хочет: они не станут заботиться о моих детях. Как мне доказать свою правоту в суде, как доказать, что я невиновна, месье Ульрих? Вы умный человек, я слышала, что вы когда-то учились в университете. Скажите, пожалуйста, что мне делать?

– Господь не оставит вас и не даст в обиду ваших детей, – убежденно ответил Ульрих, снова мельком взглянув на женщину. – Смело идите в суд, я уверен, что вы будете оправданы.

– Господь наш заступник! – Аннета хотела по привычке перекреститься, но одернула руку. – Однако Полетта повсюду кричит, что приведет в суд двух своих соседок, которые подтвердят, что я взяла больше материала на пошив юбки, чем было нужно, и не вернула остаток. А мне некого привести, никто ведь не знает, что материала было ровно столько, сколько ушло на пошив. Остались только крошечные лоскутки, но я их отдала Полетте.

– Почему же она уверена, что вы присвоили часть материала? Она, видимо, заблуждается?

– Полетта – очень скандальная и любит, чтобы все было по