– Я просто открыла почту, чтобы отправить файл, а тут такое…

Оставив открытку среди почтового хлама, Джаред подошел ближе и увидел на экране ноутбука фотографии знакомого содержания.

– Ох, прости, я не хотел, чтобы ты видела подобные вещи, – смутился он.

– Ничего, после морга мне уже ничто не страшно. Это с места преступления? – поинтересовалась Вивьен, сощуренным взглядом рассматривая кровавое месиво на одной из фотографий довольно паршивого качества.

– Ага. Все, что Палмер прислала по «банановому латте», – подтвердил Миллс, сев рядом с ней на диван.

– Беатрис Чемберс… – прочла Ви подпись, водя пальцем по экрану. – Это мать Чемберса?

– Да.

– Жесть какая…

– Конечно, после стольких ножевых ранений…

Мобильник Вивьен вновь задребезжал и заскользил по деревянному столику. Ожидая получить очередное сообщение от негодующих однокурсников, она нахмурилась, когда увидела входящий звонок с незнакомого номера. Беспокойная дрожь уколола кожу, а в груди скрутился холодящий узел необъяснимой тревоги.

Что-то изнутри подсказывало, что этот звонок изменит все. Что-то изнутри заставило принять вызов. Вивьен прислонила мобильник к уху и в оцепенении уставилась словно сквозь Джареда.

– Что?.. Я не… Где ты?.. – едва связно шептала она.

– В чем дело, Ви? – Миллс наклонился, заметив ее замешательство.

Вивьен рядом с ним бледнела с каждой безмолвной секундой, янтарные глаза стекленели, наполняясь влагой, но Джаред смог расслышать лишь несвязную отрывистую речь по ту сторону телефона. Затем – короткие гудки.

И все, что дрожащие губы Вивьен смогли прошептать:

– Это Сара… ей нужна помощь…

Глава 31.

Сара

Max Richter – Something Under Her Skin

Она сидела в пустой ванне. Совершенно неподвижно, если не считать сотрясающей тело дрожи. Спутанные угольные пряди покрывали худые плечи и спину. Холод щипал каждый дюйм обнаженной кожи, которая едва не сливалась с белоснежной поверхностью ванны.

Прижав колени к груди, девушка смотрела прямо перед собой. Она знала, что одна в комнате. В доме. Слышала, как внизу захлопнулась дверь, щелкнул замок и машина отъехала к шоссе. Но отчего-то тревога не отпускала, как и ощущение, словно кто-то все еще присматривал за ней. Быстро оглядевшись по сторонам, она убедилась, что никого нет. Хоть и не доверяла собственным глазам – она уже ничему не доверяла, – решилась покрутить кран. Мощный шум воды заглушил смутные мысли в голове, и она ощутила, как тепло обволакивает тело. По мере того как ванна заполнялась горячей водой, становилось чуточку спокойнее: дрожь унималась, а дыхание выравнивалось. Девушка откинулась на бортик и не заметила, как веки сомкнулись, а тело непривычно расслабилось.

Почему она не могла сохранить этот миг? Умиротворенное мгновение, словно все беды исчезли, словно никто больше ее не потревожит?

– Беатрис! – раздался глухой бас, заставив девушку встрепенуться. И сомнения вновь болезненно накрыли.

Но как такое возможно? Он ведь ушел. Она слышала, была уверена…

– Беатрис! – бас повторился.

И сердце едва не остановилось от пугающего осознания. Голос, зовущий ее, раздавался не в доме. Не снизу. И не в соседней комнате.

Он был в ее голове.

Беатрис! Беатрис! Беатрис!

Он был везде.

– Заткнись! – вырвалось в пустоту.

И голос замолк. Но желанная тишина так и не наступила. Резкий скрежет прорезал виски, заставив скорчиться от боли. Словно некий монстр изнутри царапал когтем ее черепную коробку, снова и снова, изводя сознание.

– Заткнись… заткнись… заткнись… – просила она, срываясь на хрип и цепляясь за влажные волосы.

Дышать было невозможно, становилось все жарче, кровь в венах забурлила, кожа начала гореть так сильно, что пришлось раскрыть веки и потянуться к крану. Но рука повисла в воздухе, когда Беатрис обнаружила, что вместо воды ее тело погрязло в густой черной липкой жиже. Однако вода, льющаяся из крана, не была черной.

Она становилась черной.

Поднеся руку к лицу, Беатрис с ужасом вглядывалась в светлую кожу, источавшую чернь. Обжигающая желчь с шипением выходила из каждой поры, из каждой трещинки и морщинки, окрашивая все вокруг в черный.

– Что за черт… что за… – в панике бормотала она, безнадежно пытаясь отмыться. Растирала, царапала кожу, споласкивала руки под чистой водой, но та снова и снова становилась черной, а все ее тело продолжало выделять жгучую желчь, которую Беатрис годами ощущала внутри себя. Внутри полностью отравленной себя. Испорченной.

Пытка неведомых злых сил не прекращалась, пока каждый дюйм ее кожи не покрыла обжигающая гниль, пока Беатрис не начала задыхаться. Глухой скрежет и ненавистный голос в ее голове становились громче, навязчивей…

– Беатрис! – послышалось над ухом, а затем – звенящая тишина.

Миг беспомощного оцепенения. До боли знакомого. Ни единой возможности контролировать собственное тело. Она могла лишь крепко зажмуриться, так, что перед глазами плясали искры, соединяясь в пугающие образы, а в висках стучал неугомонный пульс.

И дышать. Она наконец могла дышать. Рвано выпустив воздух из легких, Беатрис осмелилась разомкнуть глаза. Но тут же сощурилась, словно за ночь отвыкла от дневного света.

В мансардной комнате не было никого. Оглядев себя, лежащую на кровати, она не заметила на одежде никаких следов пугающей черной желчи. Но это не успокоило, ведь Беатрис ощущала, как та притаилась внутри. Отравляла ее. Медленно и безжалостно. И когда-нибудь наверняка просочится наружу, прямо как в глупом кошмаре минуту назад. Но реальность была не меньшим кошмаром.

В пустом доме стояла тишина, нарушаемая лишь дрожащим щебетом за окном. Она привыкла слышать этих птиц каждое утро, но сегодня они звучали ближе, громче. Еще и шумно копошились по ту сторону окна.

«Неужели свили гнездо?» – первая мысль в туманной полудреме.

Хотелось подойти к окну, взглянуть на птиц и, возможно, подышать свежим зимним воздухом, чтобы привести голову в порядок, но Беатрис приковало к кровати. Никакого «порядка» для нее уже не было и, казалось, не будет. Конечности словно налились свинцом, тело ломило, разнося болезненные импульсы, а к горлу подбиралась горькая тошнота. Беатрис была уверена, стоит подняться – и не успеет дойти до ванной, ее вырвет прямо на пол в спальне. Оставалось безвольно смотреть на единственный источник света в тусклой комнате – в окно. Даже солнце ослабло, затаилось, словно не желало видеть, как густо тем утром кровоточило рассветное небо, разбрызгивая алые мазки по полотну.

Открывшаяся ей часть пейзажа, ограниченного деревянной рамой, рисовала заснеженные кроны деревьев. Совсем недавно не было столько снега. Прошедшие дни… – недели? – смешались в голове в единое месиво, будто пропущенные через воронку воспоминаний. Когда успело так замести? Сколько же она проспала? И почему он не разбудил пораньше, как обычно?

Шумная