Рухнув на дощатый пол, тот, к короткому счастью Беатрис, скрылся под кроватью, у которой она стояла.

В дверном проеме показалась напряженная мужская фигура и холодным взглядом просканировала растерянную девушку.

– В чем дело? Что за шум?

– Я… я просто споткнулась… – на выдохе соврала она, показательно дернув ногой, но от мужчины не скрылось, как заслезились глаза напротив.

– Так больно? Дай посмотрю.

– Нет-нет, все нормально. Правда. Пожалуйста, не надо, не переживай… – залепетала она, выставив вперед ладони.

Нужно было непременно уходить из комнаты. Любой ценой. Если он заметит мобильник или не дай бог Ви додумается перезвонить…

– Кажется, ты хотел поговорить, да? Что ты купил на ярмарке, покажешь? – попыталась отвлечь Беатрис, отводя его в сторону, к выходу.

Едва совладав с дрожью в ногах, она спускалась по деревянной лестнице, цепляясь за перила. С каждым шагом ощущала пристальный взгляд мутно-серых глаз на затылке. Когда оказалась в гостиной, это стало настолько невыносимо, что пришлось найти в себе силы развернуться к мужчине лицом.

Сунув руки в карманы брюк, он остановился и задумчиво посмотрел сквозь нее.

– Знаешь, прежде тетушка Рут избегала разговоров о Ларри…

– Ларри?

– Ее сын, – равнодушно пояснил мужчина. – Разбился на мотоцикле в юности. Она часто его вспоминала, но подробно не рассказывала.

– Ужас…

Его тяжкий вздох послужил безмолвным согласием. Неспешно шагая к панорамному окну, он пустым взглядом уставился в стекло, не обратив внимания на открывшийся вид за ним. В безнадежных попытках осветить этот паршивый день, мертвенное солнце из последних сил пробивалось сквозь мутные облака, низко нависшие над оцепеневшими водами озера Саммамиш.

Погруженный в раздумья, мужчина не сразу заметил, как Беатрис осмелилась подойти чуть ближе и тоже встать у окна. В отличие от него, ее вид природы завораживал.

– Я чувствую себя не очень хорошо после разговора с Рут, – вдруг признался он. Голос звучал приглушенно и надрывно, словно нечто внутри сопротивлялось последующим откровениям: – Когда она с болью в глазах и теплотой в голосе рассказывала о погибшем сыне, мне следовало думать о бедняжке Рут или несчастном Ларри, но все, о чем я мог думать… – Он замялся, а затем с едва скрываемым презрением выдавил: – Моя мать. Эта женщина вряд ли бы так огорчилась, если бы меня не стало.

– Но… ты же ее сын, – возразила Беатрис, оживившись. Подобные мысли казались ей дикостью, даже для такого человека, как он. – Мама не могла не переживать.

Скептично хмыкнув, мужчина потер пальцами подбородок. Разум заволокли смутные воспоминания о скверных временах, искалечивших его. Все то, что он предпочел бы забыть, вычеркнуть из памяти и почувствовать себя нормальным хоть раз.

– Знаешь, в детстве я часто делал вид, что сбегал, прятался или притворялся мертвым, ожидая ее реакции.

– А мама что?..

– Только раздражалась и находила очередной повод уйти в запой.

– Возможно, она понимала, что ты притворяешься? – зачем-то пыталась переубедить его Беатрис. И разум и сердце ее противились всем этим рассказам. Она не могла понять, как мать способна на подобное безразличие к собственному ребенку. И еще больше не понимала – какого черта ей становилось его жалко?

Если бы Беатрис не была погружена в собственные терзания, то заметила бы, как мышцы на лице мужчины слегка задергались, делая черты более грубыми, как кулаки в карманах брюк сжались и как сквозь рваное дыхание он выпалил то, о чем не говорил прежде никому:

– Я пытался покончить с собой, когда был подростком. Один из пьяниц-бойфрендов матери ходил повсюду и самодовольно рассказывал, как выиграл в покер какой-то коллекционный «кольт» в местном пабе. Однажды мне удалось стащить его, и я… я попытался. Хотел, чтобы мать пришла домой и увидела меня с дыркой во лбу и «кольтом» ее хахаля в руке. Но я струсил. Так и не перешел грань…

Исходящие от него взвинченные волны напрягли Беатрис, и она попыталась сгладить:

– Какой бы ни была твоя мать, уверена, ей было бы очень больно.

– Забавно, – хмыкнул мужчина, а его сухие губы дернулись в ядовитой ухмылке. – Меня тогда удержала обратная мысль. Я подумал, что своим уходом облегчу ее жалкую жизнь. Во мне было столько обиды, что я решил жить назло ей. По-твоему, это глупо?

– Я… не знаю… – замешкалась Беатрис, опустив растерянный взгляд. – Я не знала ее, но… уверена, потерять ребенка – худший кошмар для любой матери.

– Возможно… – многозначительно протянул мужчина, прожигая ее тело взглядом. – Ты ведь знаешь, о чем говоришь, да, милая?

– Я?..

Сердце готово было сорваться из груди и рухнуть прежде, чем до сознания дошло, что мог означать его вопрос.

Неужели он узнал? К чему иначе все эти откровения о матери, тетушке Рут и ее сыне?

Безмолвно открывая и закрывая рот, Беатрис беспомощно хватала воздух, количество которого уменьшалось с каждым произнесенным пугающим голосом словом:

– Меня очень беспокоило твое состояние в последнее время, и я даже посоветовался с Рут. Я все не понимал, почему ты ведешь себя так странно, почему все время чувствуешь себя нехорошо. И знаешь что? – хищно ухмыльнулся мужчина, склонившись к ней так близко, что ее вновь затошнило от тяжелого аромата парфюма. – Тетушка Рут посмеялась моей глупости. Такого я точно не ожидал. Женщины всегда были для меня загадкой, но я не думал, что настолько болван и не замечу очевидного.

– Я не понимаю…

– Все оказалось так просто. А я мучился в догадках, что же с тобой происходит. Менял дозировки, препараты, думал, чтó делаю не так, думал, как облегчить твое состояние. Но тебе не нужна помощь, тебя нужно поздравить… – рвано выдохнул он от накрывшего воодушевления. Повернувшись к застывшей девушке, жадно опустил широкие ладони ей на живот. – Нас можно поздравить.

– Нет… Нет… Никаких «нас»… – почти беззвучно промолвила Беатрис. Тело под его касаниями жгло от отвращения.

Сколько ни пыталась предотвратить этот момент, она лишь оттягивала неизбежное. Как же глупо было надеяться, что она сможет долго хранить свою тайну. В тот ужасающий миг Беатрис сильнее прежнего ощутила собственную давящую беспомощность.

Ненадолго стряхнув с себя леденящее оцепенение, она вырвалась из хищных лап и в защитном жесте ватными руками обхватила слегка округлившийся живот. Во взгляде мужчины вспыхнула ярость, и Беатрис вновь накрыл липкий страх, она видела прежде эти зловещие отблески в асфальтовых глазах. Видела и хотела бы напрочь забыть.

– Мне все равно, кто отец, Беатрис, – судорожно выдыхал он слова в последних попытках сдержаться, пока она испуганно пятилась.

– Не важно. Никто. Он мой. Только мой. Ты не имеешь права. Никто не имеет! Оставь нас в покое! Прошу! – она сорвалась на истеричный