птица за окном перестала скрестись и, взмахнув крылышками, упорхнула прочь, словно почуяв неладное, прежде чем послышался щелчок дверного замка. Девушка инстинктивно сжалась, свернувшись калачиком, и прикрыла глаза.

Знакомый резкий запах парфюма достиг обоняния, и ее вновь одолела тошнота, заставив туго сглотнуть. Кровать позади Беатрис прогнулась под весом вошедшего, и тяжелая ладонь легла на ее затылок.

– Я знаю, что ты не спишь, милая. Пора вставать.

Как всегда: он видел больше, чем она хотела бы показать. Пытаться обыграть его – бесполезная затея. Беатрис больше и не пыталась. Проклятая выученная беспомощность.

– Я так устала… – Ее голос все еще был сиплым от долгого сна.

– Очередной кошмар?

Она крепко зажмурилась. Не хотелось вдаваться в подробности сна. Когда-то Беатрис делилась многим с этим мужчиной, когда-то казалось, что можно доверить ему свои страхи, когда-то верила, что он не осудит…

Боже, как она ошибалась. Как же была глупа и наивна, словно все те жестокие жизненные уроки, истерзавшие и душу и тело, ничему не научили.

– Где ты был? – перевела она тему, освобождая себя от необходимости отвечать.

– Ездил в город.

– А что там? – нашла в себе смелость поинтересоваться. Нужда была сильнее страха, а ей необходимо было знать. Знать, что он не сделал того, чего Беатрис так опасалась.

Хмыкнув, мужчина не скрыл удивления от расспросов, потому что обычно она была молчалива. Ему нравилось, когда она кротко молчала. Но все же ответил:

– Да так, засиделся тут с тобой в нашем гнездышке, что забыл купить подарок тетушке Рут. Представляешь, как некрасиво бы вышло? Сходил на рождественскую ярмарку, а затем поехал к ней в гости. Мы разговорились, и я решил переночевать в квартире в городе. Знаю, не стоило оставлять тебя в неведении, но было поздно, – спокойным тоном поделился он. Знал, что она не возразит. Не посмеет.

И Беатрис промолчала. Любопытство и тревога в убийственной смеси одолевали, но сил на длительные беседы не оставалось. Она так и лежала неподвижно, пока мужчина, сидящий позади, перебирал ее черные пряди, как часто любил делать. Это его успокаивало. Но почему-то не сейчас. Беатрис слышала его дыхание. Надрывное. Несдержанное. Словно ему было невмоготу молчать.

– У меня к тебе разговор, – наконец выпалил он и не ждал ответа. Лишь послушания.

Он заботливо растер ее затекшие запястья и склонился к ней. Горячее дыхание коснулось ее макушки, взъерошив волосы, и тут же последовало указание:

– Приведи себя в порядок и спускайся вниз.

Когда дверь за ним захлопнулась и на лестнице послышались отдаляющиеся шаги, Беатрис осмелилась вновь раскрыть веки. С тяжелым вздохом освободила легкие от его дорогого, но жутко навязчивого парфюма. Отчего-то сегодня она чувствовала себя по-особенному паршиво.

«Приведи себя в порядок».

Брошено четко, словно команда для дрессированной собаки. Беатрис знала, чтó для него – «порядок». Не торопясь, удерживая кружащуюся голову и позывы опорожнить желудок, она поднялась на ослабевших ногах и остановилась у широкого комода. Взяла в руки подаренный мужчиной флакончик с духами и, задержав дыхание, прыснула себе на шею.

«Ты пахнешь величественно. Такой богатый неповторимый аромат белых лилий специально для тебя, милая», – проскрипел его голос в голове, и Беатрис слабо фыркнула вслух.

«Удушающая, дешевая, резкая вонь», – мысленно противилась она.

Вернув флакончик на место рядом с горшочком с комнатным бальзамином, девушка поплелась к узкому платяному шкафу. На полочке стояла пара классических туфель, а на деревянной вешалке хранилось единственное платье. Глубокого синего оттенка, утонченного фасона, в меру скромного и женственного. С гнетущей тоской она натягивала на себя наряд. Беатрис не надела бы такое раньше. Никогда. И не потому, что платье ей не нравилось, как аромат духов. А потому, что будто все, чего ее никчемное тело было достойно, – растянутые мешковатые обноски, к которым она привыкла.

В ванной комнате, такой же тесной и холодной, как во сне, девушка на мгновение встретилась в зеркале с потускневшим ореховым взглядом, и против ее воли он тут же наполнился слезами. Потемнел, будто наружу вновь запросилась вся та подавляемая гниль. Отравленная горечь. Словно Беатрис знала, что внутри нее все мертво. Мертв последний огонек надежды, который мог все исправить. Исправить ее.

Сопротивляться бесполезно. Бессильные слезы сопровождались беззвучными всхлипами. Она научилась плакать так, чтобы никто не услышал. Чтобы он не услышал.

Избегая собственного жалкого отражения, Беатрис мерила короткими шагами ванную и металась в беспокойных сомнениях. Что он все-таки делал в городе? Сказал ли правду? О чем хотел поговорить теперь? Что, если он был вовсе не у тетушки Рут? Что, если…

– Беатрис? Ты скоро? – послышался отдаленный зов, оборвав все мысли.

Девушка застыла посреди ванной. Он был внизу, но все ее слабое тело оцепенело. По рефлексу.

– Иду! – пришлось отозваться. Говорить лишний раз не хотелось, но мужчина не любил игнорирование, и она это прекрасно усвоила.

Рвано выдохнув сгустившийся в груди ком воздуха, Беатрис зачем-то пригладила платье на округлившихся бедрах, где оно было впритык, будто это исправило бы то, как неудачная посадка бросалась в глаза.

Стоило шагнуть в спальню, как птичий щебет вновь привлек ее внимание, заставив на секунду обернуться. Глаза болезненно сощурились, выловив отблеск какого-то предмета на кровати. Приблизившись, Беатрис различила экран мобильника, отразивший тусклый солнечный луч.

Откуда здесь взялся телефон? Это не может быть ее…

И тогда раздробленные смутные мысли Беатрис сложились воедино. Наверняка он, сев на кровать, выронил и не заметил. Или заметил? Может, нарочно? Может, проверял ее?

Он ведь всегда умнее. Всегда на шаг впереди. Сколько раз она пыталась обмануть его и сколько раз жалела об этом?

Но сейчас Беатрис стояла одна в комнате, слышала его копошение на первом этаже и свой оживший пульс во всем теле, а на кровати, прямо перед ней, лежал мобильник. Протяни руку – и все закончится.

«Все закончится…» – отчаянно прошептала она, не веря.

Не успела Беатрис взвесить все риски, как ее ноги, действуя без ведома разума, на одних инстинктах, подтолкнули к кровати. Схватив мобильник, она набрала первый же номер, какой смог вспомнить ее расколотый разум в состоянии тревожного помутнения.

Первый гудок, вселивший слабую надежду. Еще один. Шорох в трубке. А затем – родной голос и теплая волна облегчения.

– Боже мой, Ви… – всхлипнула Беатрис, прижав ладонь к сухим губам. – Забери нас отсюда…

Непонимание. Шок. Пауза по ту сторону. Сквозь бьющийся в горле бешеным пульсом страх она продолжала:

– В доме. У озера. Это он, Ви. Он увез меня. Прошу, забери…

– Беатрис? – прогремело за дверью.

Словно ошпаренная, рука ее ослабла и выпустила мобильник.