Не вполне понимая, для чего его сюда привели, Чонкин вертит головой,с любопытством поглядывая на прокурора, на защитника, на конвойных и вниз, напублику, которая тоже смотрит на него с любопытством.

Публика разочарована. Она ожидала увидеть князя,какого-нибудь усатого, мордатого, может быть, даже свирепого, в черкескекакой-нибудь с газырями или в белогвардейском мундире с невыгоревшими пятнамина месте сорванных погон и крестов. Но перед нею не князь, а черт знает кто.

Если заглянуть за кулисы, то там, как и полагается передпремьерой, находятся режиссеры: майор Фигурин, полковник Лужин и маленький,сухонький, с подстриженными седыми усиками пожилой дядя в потертом пиджачке.Внешне дядя похож на какого-нибудь, скажем, банщика или привратника пригостинице, но он не банщик и не привратник, он генерал, прибывший из Москвы длянаблюдения за процессом. Заложив руки за спину, тихим голосом, каким умеетговорить только очень большое начальство, он дает последние указания трем ещене вышедшим на сцену артистам: председателю и членам суда.

Тут же, за кулисами, болтается пока без дела детскийписатель Алексей Мухин. Ему поручено в образной форме рассказать в печати нетолько «нашей читающей детворе», но и взрослым читателям о строгом,беспристрастном и справедливом суде над подлым изменником родины, показать истинноелицо его приспешников.

Приезжий генерал, закончив инструктаж, посмотрел на Лужина,все ли готово, Лужин посмотрел на майора, майор кивнул Лужину, Лужин кивнулгенералу, генерал толкнул в живот полковника Добренького:

– Ладно, идите.

Из-за кулис на сцену выходят трое. Первый – председательвыездной сессии Военного трибунала полковник Добренький с папкой в руках. Лицоодутловатое, нос фиолетовый, глазки маленькие. За ним два члена суда, двамайора, два мрачных типа – Целиков и Дубинин.

СЕКРЕТАРЬ (вскакивая, торжественно). Прошу встать! Суд идет!

Грохот откидываемых сидений, все встают. Вошедшие занимаютместа за длинным столом: председатель посредине, члены – по бокам. Председателькладет перед собой папку и развязывает тесемки.

СЕКРЕТАРЬ. Прошу садиться.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (после небольшой паузы, глядя в зал). Слушаетсядело по обвинению Голицына Ивана Васильевича в измене родине,контрреволюционном саботаже, вооруженном разбое, антисоветской агитации идругих преступлениях. Подсудимый, встаньте!

Чонкин, думая, что обращаются к кому-то другому, сидит.

Подсудимый, я вам говорю. Встаньте!

ЧОНКИН (тыча себя пальцем в грудь). Я?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (улыбаясь). Уж не я ж. (Строго.) Встаньте.

Чонкин встает, двумя руками держится за перила перегородки.

Подсудимый, назовите ваше имя, отчество и фамилию.

ЧОНКИН. Мое?

Смех в зале.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (сердится). Подсудимый, здесь вам не цирк, азаседание Военного трибунала. Я вам советую не валять дурака и четко отвечатьна вопросы. Ваша фамилия?

ЧОНКИН (неуверенно). Раньше был Чонкин.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А теперь?

ЧОНКИН (подумав). Не знаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Что значит – не знаете? На предварительномследствии вы показали, что являетесь врагом народа князем Голицыным,ставленником белоэмигрантских кругов и международного капитала. Выподтверждаете свои показания? (Чонкин молчит.) Подсудимый Голицын, у вас естьотводы к составу суда? Нет? Садитесь! (В зал.) Суд приступает к слушаниюобвинительного заключения.

Всякому спектаклю предшествуют репетиции. Может, потому, чтоЧонкин оказался плохим артистом, его мучили долго. Особо важные следователинаехали из Москвы и работали посменно. Они допрашивали его много суток подряд,не давая ни спать, ни есть. При плотно зашторенных окнах ровным желтымраздражающим светом горела лампочка, он не знал, когда день, когда ночь, всякоедвижение времени полностью прекратилось.

Следователи долбили одно и то же: кем заслан? Какое заданиевыполнял? С кем был связан?

Чонкин, видя, что ни один из его ответов их устроить неможет, совсем озверел и на все вопросы отвечал одной фразой: «Кому надо, тотзнает». За время следствия он отощал, постарел, засыпал прямо на допросах, инойраз терял сознание. Его хлопали по щекам, отливали водой, усаживали на стул иопять спрашивали: кто, где, когда, шифры, пароли, явки и адреса. Он, елеворочая сухим ошершавевшим языком, тупо и бессмысленно повторял: «Кому надо,тот знает». Следователи говорили: «упорный очень», самые невозмутимые выходилииз себя, кричали, топали ногами, пускали в ход кулаки и даже плевались. Один изних, доведенный до ручки, рухнул перед Чонкиным на колени: «Ты, ирод проклятый,себя не жалеешь, так хоть меня пожалей, у меня же семья!»

Мучения Чонкина кончились, когда за дело снова взялся майорФигурин. Разобравшись в обстановке, Фигурин накормил Чонкина, напоил чаем,угощал длинными папиросами, от которых сладко кружилась голова, и говорилпо-хорошему, как человек с человеком.

– К сожалению, Ваня, среди наших работников тоже не всесвятые. Служба такая, что иной раз поневоле ожесточишься. К тому же люди,которые к нам попадают, не всегда трезво оценивают обстановку, не всегдаправильно могут оценить, что от них требуется. Вот, скажем, мы берем человека иговорим ему: «Ты наш враг». Он не соглашается, он возражает: «Нет, я не враг».Да как же это может быть? Если мы арестовываем человека, он, естественно, насненавидит. А если он при этом считает себя невиновным, то ненавидит вдвойне ивтройне. А раз ненавидит, значит, враг, значит, виновен. Поэтому, Ваня, я личносчитаю злейшими врагами именно невиновных.

Майор Фигурин не хотел возводить на Чонкина напраслину иприписывать ему то, чего не было.

– Я не сторонник таких методов. Я пользуюсь в своей работетолько фактами, а не домыслами. Значит, в деревню Красное ты прибыл по заданиюсвоего командования. Так?

– Так, – согласился Чонкин.

– Тебе дали винтовку, патроны, посадили в самолет иотправили в Красное? Так?

– Так.

– Ну, значит, так и запишем: «Получив задание своегокомандования, я был снабжен оружием, боеприпасами и воздушным путем заброшен вдеревню Красное». Правильно?

Чонкин пожал плечами: вроде правильно.