Гардеробщик вручил ему пальто Елены Алексеевны.

– Уже нашла, – процедил Кольт сквозь зубы.

Елена Алексеевна вежливо улыбнулась Светику и сказала:

– Добрый вечер.

Светик в ответ надменно кивнула и окинула ее с ног до головыледяным уничтожающим взглядом.

Петр Борисович нервничал и спешил. Вместо того чтобы простодержать пальто, он стал одевать Орлик как маленького ребенка, застегиватьпуговицы, поправлять воротник. Елена Алексеевна не сопротивлялась, невыказывала удивления, только тихо заметила:

– Петр Борисович, у меня шарф в рукаве.

Он присел на корточки, вытянул шарф, а когда поднялся, ему влицо смотрело несколько фото– и телеобъективов. Маленькая взлохмаченнаякорреспондентка ткнула ему в рот микрофон.

– Петр Борисович, пожалуйста, буквально несколько слов!Поделитесь с нашими телезрителями, что вы чувствуете в этот торжественныймомент?

– Счастье! Абсолютное счастье! – ответил Кольт и, неоглядываясь, сжимая локоть Елены Алексеевны, держа ее белый шарф высоко, словнознамя, он помчался к выходу.

Вероятно, Светик очень рассердилась, но из-за обилияобъективов и публики она не позволила своему гневу вырваться наружу. Последнее,что услышал Кольт, был ее воркующий голос:

– Папа всегда страшно занят, всегда спешит, к тому же онскромный, совсем не публичный человек.

На улице мела мокрая метель, хлопья сверкали в светефонарей, летели в лицо, таяли на губах.

– Подождите, Петр Борисович, как же вы пойдете в пиджаке? Иботинки у вас совсем тонкие.

– Вон там моя машина. В машине куртка.

– Нет, пешком, пожалуй, не стоит, – сказала Орлик, когдаподошли к большому черному джипу, который успел стать белым от снега, – правдаочень грязно. Вы поезжайте, а я дойду.

– Садитесь, я вас довезу.

– Не нужно. Тут совсем близко, пешком получится быстрей, чемна машине. Видите, какие пробки.

Шофер выскочил, принялся стряхивать налипший снег.

– Елена Алексеевна, мы оба промокнем, пока будем спорить,пожалуйста, садитесь в машину, – сказал Кольт и открыл перед ней дверцу.

– Хорошо. Но только поехали быстрее. Мне нужно собраться, яулетаю надолго. А кстати, вы все-таки тоже летите завтра?

– Нет. Я просто не стал говорить Герману, иначе пришлось быеще два часа с ним объясняться.

Они оказались вдвоем на заднем сиденье. Кольт все никак немог расстаться с белым шарфом, машинально наматывал его на руку и зачем-топытался вспомнить имя той девочки из параллельного класса. Ее точно звали неЕлена. Люда, кажется. К тому же Орлик никак не могла учиться в параллельномклассе. Она родилась в шестьдесят седьмом, когда Кольт закончил не толькошколу, но и философский факультет МГУ.

Шофер сел за руль, включил «дворники», не оборачиваясь,спросил:

– Куда едем, Петр Борисович?

Кольт посмотрел на Орлик.

– Куда едем, Елена Алексеевна?

– Нужно пересечь кольцо и дальше по Пресне. Там я покажу.

– Понял, – кивнул шофер и дал задний ход, чтобы вырулить состоянки.

Петр Борисович в очередной раз намотал на руку шарф исказал:

– Кольцо сейчас стоит.

– Сейчас все стоит, – добавил шофер.

Это было верное замечание. В узком переулке скопиласьплотная неподвижная пробка. Большой джип кое-как развернулся и сумел отъехатьот стоянки всего на несколько метров. Дальше никакого движения, только нервныевзвизги сигналов, вой далеких и близких сирен, мелькание сквозь снегразноцветных огней.

– Надо было мне пойти пешком, – вздохнула Орлик, – давайте,я вылезу потихонечку, а то ведь будем стоять до ночи.

– Ни в коем случае, – сказал Кольт, – здесь вылезать нельзя.Во-первых, опасно, во-вторых, вон, видите, гаишники. Заметят, сразу оштрафуют.Вас кто-то ждет?

– Сложный вопрос. Не знаю. Сейчас, одну минуту.

Она достала телефон, долго смотрела входящие звонки, читалапочту, наконец произнесла:

– Вопрос правда сложный. С одной стороны, конечно, ждут. Нос другой, совсем наоборот. Не ждут. Мне бы очень хотелось, чтобы не ждали, ноот меня ничего не зависит.

– Простите, не понял.

– Ладно, сейчас объясню. Вчера из Лондона прилетел Аллен.Муж моей дочери, то есть еще не муж, но уже отец Ванечки. Там сложныеотношения, Оля сначала заявила, что не желает его видеть, но сегодня онивсе-таки встретились. Сейчас Аллен у нас дома. Оля написала, чтобы я срочнопришла, но это как раз может означать, что мне там пока не стоит появляться.Ой, что ж я вам голову морочу? Давайте я все-таки выйду. Честное слово, япроскользну осторожно, гаишники меня не заметят. – Она взялась за ручку, но вэтот момент пробка двинулась, джип поехал.

Петр Борисович погладил намотанный на руку шарф и сказал:

– Елена Алексеевна, знаете, о чем я вдруг подумал? Выединственный на свете человек, которому я приношу удачу. Смотрите. В прошлыйраз, пока вы летели со мной в самолете, у вас родился внук. Сегодня, пока высидите у меня в машине, ваша дочь может помириться с отцом ребенка. Логично?

– Да, правда. Вдруг они помирятся? Аллен Ванечку ни разу невидел. Оля даже не сказала ему, что у него родился сын. Он узнал случайно, отобщих знакомых, и сразу примчался в Москву. Удивительно терпеливый и порядочныймальчик. Не понимаю, за что моя злодейка его так мучает. А кстати, у вас, ПетрБорисович, очень красивая дочь. Она писательница?

– Нет. Она балерина.

– Надо же, какая умница, балерина, да еще написала книгу иполучила такую серьезную литературную премию. Что, книга действительно хорошая?Впрочем, простите, вы отец, вы не можете судить объективно.

Джип доехал до перекрестка и опять встал.

– Книга совершенно идиотская, я ее не читал. Пожалуй, сейчасмы с вами оба вылезем, но только с моей стороны, и нырнем вон в то заведение, –сказал Кольт.

Он открыл дверцу, ступил в глубокую лужу. Ледяная грязнаякаша доходила до щиколоток. Подавая даме руку, он представил себе, как было быэлегантно подхватить ее на руки и поставить на сухой островок. Но вовремяодумался. Во-первых, получится ужасно, если он не рассчитает силы и уронит еепрямо в грязь. Во-вторых, даже если не уронит, поставить все равно некуда.Никаких сухих островков, сплошная слякоть.