Елена Алексеевна была в крепких сапогах, ног не промочила.Кольт в своих замшевых ботиночках промок насквозь, до колен.

Заведение, в которое они нырнули, было маленькой французскойкофейней, скромной, но весьма дорогой. При виде Кольта швейцар вытянулся вструнку и отдал честь.

– Добрый вечер, Петр Борисович.

Мгновенно явился пожилой строгий метрдотель, тоже вытянулсяв струнку.

– Привет, Кузя, – сказал Кольт метрдотелю, – организуй мне,пожалуйста, ботинки, носки и, наверное, штаны какие-нибудь.

Метр нисколько не удивился этой просьбе, козырнулпо-военному и ответил:

– Понял, Петр Борисович. Штаны в смысле обязательно брюкиили можно джинсы?

– Можно джинсы.

Швейцар бережно снял пальто с Елены Алексеевны, повесил наплечики, в отдельный шкаф и обратился к Кольту.

– Петр Борисович, позвольте шарфик.

Белый шарф был все еще намотан на руку.

– Ой, это мой, – обрадовалась Орлик, – надо же, я думала,что потеряла его.

Кольт не стал разматывать шарф, взял Орлик под руку и повелчерез маленький общий зал, вверх по винтовой лестнице, на вип-балкончик. У негомелькнула мысль об отдельном уютном кабинете, в заведении имелся такой, сдиваном, аквариумом и душевой кабинкой. Но Петр Борисович мгновенно эту мысльотбросил и даже покраснел слегка, как будто Орлик могла ее прочитать по глазам.

Народу в кофейне было совсем мало. На балкончике вообщеникого. Завибрировал телефон. На экране высветилась Наташа. Кольт отвечать нестал. Прежде чем выключить аппарат, позвонил Агапкину.

– Федор, ты не жди меня сегодня.

– Почему?

– Объясню потом. Не жди, ложись спать.

– Петр, что у тебя с голосом? Ты в порядке?

– А что у меня с голосом?

– Ты сипишь.

– Я ноги промочил. Все, Федор, будь здоров.

Он отключил телефон. Пока он говорил, Орлик читала своюпочту.

– С ума сойти, они, кажется, правда, помирились. Оля пишет:можно, Аллен у нас переночует? Она еще спрашивает, балда. Разумеется, можно!

– Стало быть, чем позже вы вернетесь, тем лучше?

– Ну, не знаю. На самом деле важно, чтобы Ванечка им немешал. Я бы взяла его к себе спать. Петр Борисович, а вы правда приносите мнеудачу. Теперь я отправлюсь в степь со спокойной душой. Впрочем, боюсь, не будеттам покоя. Знаете, может быть, вам удастся повлиять на Германа Ефремовича? Этоведь варварство устраивать туристический шабаш вокруг древних развалин. Там ещестолько серьезнейшей работы, а Герман Ефремович выдумал какие-то вибрирующиезеленые лучи.

– Это разве он сам выдумал?

– Конечно, а кто же еще? Ему нравится дурачить тех, кого онназывает профанами. То есть большую часть человечества. Я тоже профан.

– А я? – спросил Кольт.

– Вы не принадлежите ни к какому тайному обществу?

– Ну-у, я член гольф-клуба. Почетный милиционер, почетныйбуддист и доктор буддистской философии, с легкой руки Германа. Он же наградилменя титулом воплощенного Пфа, брата Йорубы. Сам он божество Йоруба, а я, сталобыть, его брат. Да еще я был членом КПСС и аккуратно платил взносы додевяностого года.

– Это не считается. Значит, вы тоже профан. Я очень рада. Икак профан профану я вам должна сказать, что, если наш Йоруба не прекратит этотуристическое безобразие, я брошу его развалины. Я уж лучше буду копать вВеликом Новгороде.

Бесшумно подошел метр Кузя, поставил на стол спиртовку, накоторой в керамическом чайнике дымился глинтвейн.

– Петр Борисович, все, что вы просили, доставлено к вам вкабинет.

Кольт ушел переодеваться. Когда он вернулся, Орликразговаривала по телефону.

– Петр Борисович, боюсь, мне пора ехать, – сообщила онапечально, – иначе они опять поссорятся. Ванечка плачет, у него зубы режутся, онне дает им поговорить спокойно, и Оля раздражается.

– Ну а как же, когда вы улетите, что будет?

– Бабушка, моя мама, поможет.

Пробки давно рассосались. Джип доехал до ее дома минут задесять.

– А в Москве копать совсем нечего? – спросил Петр Борисович,когда джип остановился у подъезда старого послевоенного дома на Пресне.

– Кое-что есть. Но это не совсем моя тема. Почему выспросили?

– Просто так. Я прилечу в Вуду-Шамбальск, не знаю точнокогда, но вы меня ждите. Вот моя визитка, тут много номеров, вы звоните потому, который вписан от руки. Хорошо?

– Обязательно. Тем более я не успела поговорить с вами осамом главном. Наверное, только с вами я могу об этом поговорить. Вы ведьприносите мне удачу.

– О чем именно?

– О хрустальном черепе Альфреда Плута. Нет, не сейчас. Этоочень серьезный, долгий разговор. Придется объяснять, кто такой Альфред Плут ичто такое хрустальные черепа. Их в мире существует всего два. Оба обнаружены вЮжной Америке, при раскопках древних храмов майя. Их называют черепа рока.Первый откопали в самом конце девятнадцатого века, второй в начале двадцатого.Оба сделаны из цельных кусков хрусталя, в натуральную величину. Технологияфантастическая, невероятная. Они так преломляют свет, что сияют изнутри.Возможно, существует третий хрустальный череп. Он принадлежал Альфреду Плуту,это художник-алхимик.

– Я знаю, он жил в шестнадцатом веке, – перебил Кольт. –«Мистериум тремендум».

– Вы знаете? Удивительно! – У нее зазвонил телефон. – Да,сейчас, простите. Нет, Оля, это я не тебе. Все, успокойся, уже возле дома. Будучерез минуту.

Из трубки слышался отчаянный детский рев и нервный женскийголос:

– Ну, мама!

– Я сказала, через минуту. Так вот. – Она захлопнула телефони спрятала в карман. – Если я права, он может находиться в одном из двух мест.В Вуду-Шамбальской степи, под развалинами храма сонорхов. Но при том безумии,которое устроил Герман Ефремович вокруг развалин, искать его невозможно, да ипросто опасно. Ему цены нет, даже трудно представить сумму, которую дали бы занего коллекционеры древних реликвий. Второе возможное место – маленький островв Северном море…

У нее опять зазвонил телефон.

– Все, простите, я побежала. – Она выскочила из машины иисчезла в густой метельной мгле.