– Я включу это в список дел. – «Гольфстрим»,казалось его хозяину, бил копытом в ангаре, горя желанием отправиться в путь.

Зазвонил телефон, Пейс минут пять, отойдя вдальний конец комнаты, тихо с кем-то беседовал.

– Это Валерия, – пояснил он, вернувшись кстолу. Клей мгновенно представил бесполое существо, жующее морковку. БедныйМакс. Он заслуживал лучшего.

Клей окончательно поселился в конторе,отгородив небольшую комнатку и ванную от конференц-зала. Он часто засиживалсяза полночь, спал всего по нескольку часов, потом принимал душ и к шести утрауже снова был за столом. О его трудолюбии ходили легенды не только всобственной конторе, но и по всему городу. Он был героем абсолютного большинствасплетен, передаваемых в юридических кругах, во всяком случае, в данный момент.Картер работал по шестнадцать, а то и по восемнадцать часов, а если предстоялакакая-то встреча в баре или коктейль, день растягивался на все двадцать.

И почему, собственно, было не работать целымисутками? Ему было всего тридцать два, он был свободен и не имел никакихсущественных обязательств, на которые стоило бы тратить время. Благодаря удачеи малой толике способностей ему выпала уникальная возможность преуспеть так,как редко кому удается. Почему бы на несколько лет не отдать себя со всемипотрохами фирме, чтобы потом наплевать на все это и до конца своих дней житьприпеваючи?

Малруни появился в самом начале седьмого, счетырьмя чашками кофе в животе и кучей идей в голове.

– День "Д" [14]? – провозгласил он, вваливаясь в кабинет Клея.

– День "Д", – подтвердил Клей.

– Ох и надерем же мы кое-кому задницы!

К семи помещение уже кишело референтами ипараюристами, все поглядывали на часы в ожидании начала атаки. Секретаршисновали из кабинета в кабинет, разнося кофе и булочки. В восемь все собрались вконференц-зале и уставились в широкоформатный телеэкран. Первым рекламу показалканал ABC по сетке вещания на столичный регион.

* * *

Миловидная женщина лет шестидесяти снебольшим, коротко стриженная, седеющая, элегантно одетая, сидит за маленькимкухонным столом, печально глядя в окно. Голос за кадром (весьма зловещий):«Если вы принимали женский гормональный препарат максатил, вы находитесь вгруппе повышенного риска получить рак груди, заболевание сердца или инсульт».Наезд на руки дамы, крупный план: флакон с таблетками, на котором крупнымиустрашающими буквами написано «Максатил» (даже если бы там был изображен черепс перекрещенными костями, страшнее быть не могло). Опять голос за кадром:«Пожалуйста, немедленно обратитесь к врачу. Максатил может представлятьсерьезную угрозу вашему здоровью». Наезд на лицо женщины, ставшее еще болеепечальным, на глазах у нее слезы. Голос: «Более подробная информация – нагорячей телефонной линии „Максатил“». В нижней части экрана появляетсябесплатный телефонный номер. Последний кадр: женщина снимает очки и стирает сощеки слезу.

* * *

Все захлопали и радостно закричали, словно имобъявили, что курьер сегодня же вечером доставит деньги. Клей велел разойтисьпо местам, не отходить от телефонов и начинать собирать клиентов. Первые звонкираздались уже через несколько минут. Ровно в девять, согласно расписанию, копиииска были разосланы по факсу в газеты и на деловые кабельные телеканалы. Клейпозвонил своему старому приятелю в «Уолл-стрит джорнал» и, якобы нечаяннопроболтавшись, на просьбу дать интервью сказал, что подумает, – через день-два,не исключено.

Акции «Гофмана», стоившие при открытии торговшестьдесят пять долларов с четвертью, начали быстро падать, как толькопросочилась новость о предъявлении компании иска в округе Колумбия. В моментрегистрации иска в суде Клей позволил себя сфотографировать какому-товнештатному корреспонденту.

К полудню акции «Гофмана» упали до шестидесятиодного доллара. Корпорация немедленно выступила с заявлением для прессы, вкотором категорически отрицала, что максатил может быть причиной всех техужасов, которые перечислены в иске, и утверждала, что будет бескомпромисснозащищаться в суде.

Пэттон Френч позвонил в обеденный перерыв.Клей жевал сандвич, стоя у стола и наблюдая, как из факса выползает длиннаяполоса бумаги.

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, чтоделаете, – с сомнением сказал Френч.

– Я тоже на это надеюсь, Пэттон. Какпоживаете?

– Ну, тогда молодец. Мы очень внимательноприглядывались к максатилу примерно полгода назад и решили не трогать его.Очень трудно доказать этиологию осложнений.

Клей бросил сандвич на стол и попыталсясделать глубокий вдох. Пэттон Френч отказался от массовой тяжбы? Невоспользовался случаем предъявить коллективный иск одной из самых богатыхкорпораций в стране? Клей не знал, что сказать. Повисла долгая пауза.

– Что ж, Пэттон, мы представляем себе ситуациюнесколько иначе, – вымолвил он наконец, шаря за спиной в поисках стула, накоторый он в конце концов рухнул.

– Должен сказать, от этого дела отказалисьвсе, кроме вас: Солсбери, Дидье, Карлос. У одного парня из Чикаго былонесколько клиентов, но он не стал регистрировать иск. Не знаю, может, правы вы,а мы ошиблись.

Френч пытался выудить информацию.

– У нас на них кое-что есть, – осторожнопроизнес Клей. «Правительственный доклад! Вот что! У нас он есть, а у Френчаего не было». Сумев наконец перевести дыхание, Клей почувствовал, как сердцезабилось немного ровнее.

– Тем не менее будьте осторожны, Клей. Этоушлые ребята. По сравнению с ними «Акерман» – скаут-молокосос.

– Похоже, вы их боитесь, Пэттон. Я поражен.

– Я абсолютно их не боюсь. Но если в вашейтеории доказательств есть хоть ничтожная нестыковка, они сожрут вас заживо. Ауж о быстрой сделке можете вообще забыть.

– Вы со мной?

– Нет. Мне это дело не понравилось полгоданазад, не нравится и сейчас. К тому же у меня в печи подходит слишком многодругих пирогов. Желаю удачи.

Клей закрыл дверь кабинета и запер ее. Подойдяк окну, он не меньше пяти минут стоял и смотрел на улицу, пока не почувствовал,что у него взмокла спина и рубашка прилипла к ней. Потом потер лоб, которыйтоже был мокрым.