Очень мило. Впрочем, за четверть миллионадолларов меньшего Клей и не ожидал. На следующий день очередной курьер доставилиз Белого дома приглашение на толстой мелованной бумаге. На обратной сторонестоял штамп: «ПРОСЬБА ПОДТВЕРДИТЬ СОГЛАСИЕ НЕМЕДЛЕННО». Клея в числе другихгостей приглашали на официальный ужин по случаю государственного визитапрезидента Аргентины. Разумеется, черный галстук был обязателен. Требованиенемедленно подтвердить свое участие обусловливалось тем, что до приемаоставалось лишь четыре дня. Удивительно, сколько всего можно купить вВашингтоне за двести пятьдесят тысяч.

Ридли, разумеется, потребовалсясоответствующий туалет, а поскольку платить за него предстояло Клею, он отправилсяс ней по магазинам. Причем с удовольствием: он хотел участвовать в выборенаряда. Предоставленная самой себе, она могла шокировать аргентинцев иостальных гостей прозрачными тканями и разрезами до талии. Нет уж, Клей желалвидеть то, что покупает.

Однако Ридли оказалась на удивление скромнакак в том, что касалось вкуса, так и в том, что касалось цен. На ней любойнаряд выглядел превосходно; в конце концов, она ведь была манекенщицей, хотя впоследнее время все реже и реже появлялась на подиуме. Она выбрала чрезвычайноэлегантное, хотя и очень простое красное платье, которое открывало взорамгораздо меньше ее плоти, чем обычно. За три тысячи долларов это было оченьудачное приобретение. Туфли, нитка мелкого жемчуга, золотой браслет с бриллиантами,– Клей уложился меньше чем в пятнадцать тысяч.

Сидя в лимузине перед Белым домом в ожидании,пока охранники производили досмотр гостей, стоявших в очереди перед ними, Ридлисказала:

– Не могу поверить, что я здесь. Я, беднаягрузинская девчонка, – в Белом доме!

Она держала Клея под руку, которая покоиласьна ее бедре. Акцент стал более заметен – так случалось всегда, когда Ридлинервничала.

– Да, поверить трудно, – согласился Клей, исам сильно взволнованный.

Когда они, покинув лимузин, вошли под навесВосточного крыла, морской пехотинец в парадной форме взял Ридли под руку иповел в Восточный зал, где официанты обносили напитками прибывающих гостей.Клей шел на шаг сзади, наблюдая Ридли со спины и получая от этого огромноеудовольствие. Морской пехотинец нехотя передал Ридли Клею и отправилсяисполнять свои обязанности дальше. Их сфотографировали.

Подойдя к первой группе гостей, онипознакомились с людьми, которых наверняка больше никогда в жизни не увидят. Всехпригласили к столу, гости проследовали в зал приемов, где пятнадцать столов,каждый на десять персон, были сервированы большим количеством фарфора, серебраи хрусталя, чем кто-либо когда-либо видел разом. Все места были расписаны,никто не оказался рядом со своим спутником или спутницей. Клей проводил Ридлидо предназначенного ей места, отодвинул стул, помог сесть, чмокнул в щеку исказал:

– Желаю удачи.

Она ответила ему профессиональной улыбкойманекенщицы – сияющей и искренней, но Клей понимал, что в этот момент оначувствовала себя всего лишь испуганной маленькой грузинской девочкой. Не успелон отойти и на десять футов, как двое мужчин уже склонили головы, желаяпредставиться и поцеловать ей руку.

Так начался вечер, оказавшийся для Клея оченьдолгим. Справа от него сидела светская львица с Манхэттена, сморщенная старухас лиловым, как чернослив, лицом, которая, видимо, так долго морила себяголодом, что стала похожа на мумию. Будучи глухой, она орала во все горло.Соседкой слева оказалась дочь торгового магната со Среднего Запада, с которымпрезидент когда-то учился в колледже. Клей обратил внимание на нее и минут пятьизо всех сил старался завязать беседу, пока не понял, что девушка глупа какпробка.

Время остановилось.

Он сидел к Ридли спиной и не видел, каксправляется она.

Президент сказал несколько слов, после чегоподали ужин. Оперный певец, сидевший напротив Клея, быстро опьянел и сталсыпать скабрезными шутками. Будучи, видимо, жителем гор, говорил он громко и небыл стеснен никакими условностями относительно того, что можно, а чего нельзясебе позволить в смешанном обществе, тем более в Белом доме.

Через три часа после начала ужина Клей встал ивежливо попрощался со своими новыми знакомыми. В конце Восточного зала ужесобрался оркестр. Клей схватил Ридли под руку и увлек туда, где играла музыка.Незадолго до полуночи, когда на площадке оставалось всего несколько десятковпар, президент и первая леди на один или два танца присоединились к этим самымвыносливым танцорам. Президент, казалось, был искренне рад лично познакомитьсяс мистером Клеем Картером.

– Слежу за вашими успехами по прессе. Отличнаяработа, – сказал он.

– Благодарю вас, господин президент.

– А кто эта очаровашка?

– Подруга, – ответил Клей, отметив про себя:интересно, что сказали бы феминистки, если бы узнали, что президент позволилсебе подобное словцо?

– Можно мне с ней потанцевать?

– Разумеется, господин президент.

И Ридала Петанашвили, бывшая студентка,приехавшая из Грузии по университетскому обмену, попала в тесные, крепкие ижаркие объятия самого президента Соединенных Штатов.

Поставка нового «Гольфстрима-5» могласостояться не раньше чем через двадцать два месяца, может, и позже, но невременная отсрочка представляла собой наибольшую преграду. Цена самолета –разумеется, полностью укомплектованного, со всеми наисовременнейшимиэлектронными устройствами и игрушками – составляла сорок четыре миллионадолларов. Это было слишком дорого, хотя Клей испытывал непреодолимое искушение.Брокер объяснил, что по большей части новые «Г-5» закупают крупные корпорации,располагающие миллиардными доходами. Они приобретают сразу две-три машины,которые постоянно находятся в воздухе. Для Клея же, как индивидуальноговладельца, по словам брокера, было выгоднее арендовать чуть менее новую модельна, скажем, полгода, чтобы иметь возможность убедиться, что это – то, что ему нужно.По истечении этого срока он сможет выкупить самолет, причем девяносто процентоварендных выплат будут учтены в сумме сделки.

У брокера как раз был на примете такой самолет– «Г-4 СЗ (специальный заказ)» 1998 года выпуска, который компания «Форчун-500»только что обменяла на новый «Г-5». Когда Клей увидел эту великолепную машинуна стоянке аэропорта Рейгана, его сердце дрогнуло. Это был белоснежный лайнер сэлегантной продольной полосой цвета морской волны. До Парижа он долетал зашесть часов. До Лондона – за пять.