– Вижу, ты успокоился, – бросил он Акилу, но тот ничего не ответил, лишь опустил помрачневший взгляд, и Амина снова щелкнула затвором. – Я понимаю, что такие моменты очень тяжело пережить, – продолжал Томас, говоря чересчур громко, словно его речь записывают. – Никому не нравятся испытания, которые готовит нам жизнь. Но чтобы стать мужчиной, нужно принимать эти испытания лицом к лицу, а не бежать от них. Тебе пора научиться этому.

Ну почему же отцы всегда говорят то, что приводит к совершенно нежеланному результату? Неужели их потребность в доминировании настолько сильнее инстинкта защиты? Амина поглядела на отца. Понимает ли Томас, подумала она, что поступает с собственным сыном как лев, кусающий своего львенка?

Акил отвернулся от отца и уставился в окно, надув губы, словно пытался сохранить тайну, и Амина вдруг с поразительной ясностью поняла, в чем дело. Ее просто озарило, точно по телу полоснули таким острым лезвием, что она даже не почувствовала боли. Прижав камеру к лицу, она глядела на брата. Акил посмотрел на нее в видоискатель. Вокруг него невидимым вихрем бушевала ярость. Во взгляде брата светился вызов, казалось, он требовал ее к ответу. Амина закрыла глаза и нажала на затвор.

На следующий день Амина стояла в коридоре у комнаты Акила, нервно сжимая и разжимая кулаки. Она так больше не могла. Звуки были просто ужасными, и признаков того, что они скоро прекратятся, не наблюдалось, хотя она, набираясь храбрости, ждала под дверью уже десять минут.

Акил лежал на кровати и рыдал. Взахлеб. Так не рыдал он с самого детства, когда однажды случайно выронил свой лазерный меч джедая из окна машины и символ настоящего героизма стал лишь очередным куском пластика, валяющимся на шоссе.

– Уйди! – произнес он, но так жалобно и тихо, что она не приняла его всерьез и присела на край кровати, не находя нужных слов.

Великие маниакально улыбались им с потолка.

– Пейдж меня бросит…

– Что? Она тебе так сказала?

– Скажет, когда узнает.

– Погоди, ты что, ей не рассказал?

– Пока нет, – с трудом вздохнул брат и нервно сглотнул. – Не могу. От этой болезни нет лекарств. Я посмотрел сегодня в справочниках. Врачи пытаются делать всякую ерунду, но это ничего не меняет.

Неужели это правда? Амина вспомнила их аптечку, где было столько таблеток и разноцветных микстур, и сказала:

– Ну, может быть, папа знает, что…

– Папа ничего не сумеет сделать! Это неизлечимое заболевание!

– Но… – нервно облизнула губы Амина, – но пока же еще не известно, вдруг у тебя…

– Ты же сама им сказала! Я все время вырубаюсь без причины, так?

Амина принялась грызть ногти, жалея, что вообще что-то кому-то сказала, а Акил снова заплакал.

– Ну, может…

– Да не может! Ты что, не понимаешь, дурочка? – задыхаясь, спросил он. – Нам не удастся ничего изменить! Не важно, как бы мы ни развивались, как бы ни менялись, ни пытались быть как все, они рано или поздно поймут, что мы ненормальные! Мы недостойны любви!

Амина вспомнила, как отец стоял у раковины, вспомнила недоеденное рагу Камалы, искаженное лицо Акила во время Большого сна, дом в Салеме, который в ее сновидениях становился все выше и выше. В памяти мелькнул момент, когда она могла взять Джейми за руку, но почему-то не сделала этого.

– Все будет хорошо, – громко сказала она, в основном чтобы перестать думать. Акил молчал. – Она все равно будет любить тебя, – добавила Амина уверенным голосом, но брат ничего не ответил, и ей вдруг показалось, что он опять вырубился.

Отлично! Час от часу не легче! Амина задрала голову к потолку, с вызовом глядя на Великих. Ну вы, ублюдки, сделайте же для него хоть что-нибудь!

– Ты правда так думаешь? – неожиданно тихим голосом спросил Акил. – Считаешь, я все равно ей нужен?

– Конечно нужен, – с облегчением заверила его Амина. – Просто поговори с ней!

Благословенно субботнее утро! Отход от рутины, от всего привычного и наскучившего. В такие дни возможно все. Неделя еще может пройти удачно. Амина спустилась на кухню и с радостным удивлением обнаружила отца, растерянно смотревшего на дверцы шкафчиков.

– Ты что ищешь?

– Кофе…

– Рядом со специями. Банка с красной крышкой.

Томас достал с полки жестяную банку «Нескафе», открыл ее, недоверчиво понюхал и кивнул.

– Хочешь? – спросил он Амину.

– Да это же гадость!

– Ну да, да…

Томас достал из банки мерную ложечку и положил кофе себе в кружку.

– Что ты там ищешь? – спросил он, глядя на газету в руках у Амины.

Дочь листала ее в поисках гороскопа. Вдруг там будет хоть какой-то намек на то, что Димпл по ней скучает, или обещание скорой встречи с тем, кто в нее влюбится. Томас с поразительной сосредоточенностью смотрел на чайник.

– Знаешь, что нам нужно? – помолчав, спросил он.

Амина оторвалась от газеты, как раз успев прочитать строчку «Кто-то очень важный для вас обратил на вас внимание», и растерянно взглянула на отца:

– Что?

– Кофеварка с таймером. Слышала про такие? Таймер срабатывает, и кофе сам начинает вариться. Приходишь на кухню, а там тебя уже ждет горячая кружка! Здорово, да?

– Ага, – отозвалась Амина и перешла к чтению гороскопа отца. – Пап, послушай: «Сегодня Львам предстоит…» – начала она, но тут раздался звонок телефона, и Томас снял трубку.

– Синди! – произнес он, как будто ему звонил старый друг, с которым они давно не виделись. Он всегда разговаривал таким тоном с медсестрами.

– Что случилось? – Амина подняла глаза от газеты.

– Да? – недоуменно переспросил Томас. – Нет, он дома, а в чем дело?

Медсестра что-то ему ответила, Томас прикрыл ладонью трубку и повернулся к Амине.

– Проверь, на месте ли универсал, – спокойным голосом попросил он дочь, а сам вернулся к разговору. – Во сколько, говоришь, их привезли?

Амина пошла к двери и взялась за ручку, но сидевшая у выхода Королева Виктория даже не шелохнулась.

– Пойдемте, ваше величество! – позвала ее Амина.

Собака издала какой-то заячий писк и засеменила рядом с хозяйкой. Амина, щурясь, вышла на залитую утренним солнцем улицу. Приближалось лето, солнечные лучи согревали верхушки деревьев, а легкий ветерок срывал с тополиных ветвей пух и гонял его по двору.

Машины Акила перед домом не было.

– Насколько серьезные ожоги? – спросил Томас, крутя руль и зажав трубку между плечом и ухом, но в ответ раздался лишь электрический треск.

Отец ехал быстро, у него тряслись руки, а встречные машины проносились мимо на бешеной скорости, и в конце концов впереди не осталось ничего, кроме пустой дороги и неба.