Это могли сделать только по закрытому решению суда. Хорошоеще, что часть денег он успел перевести на имя Марка и их никто не сможетизъять.

Если воспоминания о любимой женщине были самыми тягостными,то воспоминания о сыне были просто болью. Одной сплошной большой болью. Онвдруг обнаружил себя сидящим на диване с телефоном в руках. Полковник с силойположил трубку обратно на рычаги. Только этого не хватало. Конечно, никуда звонитьон не имеет права. Но Господи, как тяжело ему без Марка!

Он вдруг вспомнил, что после своего возвращения так ни разуи не навестил семью своего погибшего связного. Том однажды спас ему жизнь ивсегда был рядом во всех его начинаниях. Когда он узнал о смерти Тома, товпервые за все время пребывания в Америке заплакал. И это были его самыегорькие слезы.

«Нужно будет обязательно разыскать его родных», —подумал он с невольной горечью. Как он мог забыть своего друга, похороненного вчужой стране, на могилу которого не могли прийти родные и близкие.

Воспоминания о Томе постепенно переросли в воспоминания оего пребывании в Америке и затем — о нынешней работе. «Почему у них все времяпровалы? — в который раз подумал полковник. — И именно на турецкомнаправлении?

Может, американцы начали специальную игру? Ведь они должныпонимать, что несколько проколов, происшедших подряд, неизбежно вызовутповышенный интерес именно к работе сотрудников этого отдела. Не понимать этогоони не могут.

Выходит, они сознательно обращают внимание на этонаправление, чтоб… — он закрыл глаза… — чтобы отвлечь внимание отдругого направления, где работает их агент!».

Он сел к столу. Привычка работать за столом, оставшаясяпосле Америки, часто подводила его, когда он привычно начинал искать своиблокноты или звать кого-нибудь из секретарей. Но сейчас, взяв листок бумаги, онпринялся чертить какие-то схемы, постоянно прокручивая в голове, одну и ту жемысль. Если в СВР есть ценный американский агент, значит, его нужно постоянноохранять. Но если часть информации, которую он дает, настолько важна, что неможет не вызвать реакции американцев, а их реакция будет его соответствующимпровалом, то нужно отвлечь внимание российской разведки от своего агента,переключив его на другого.

И только в этом случае может последовать несколько явныхпроколов с непременным обнаружением в одном из отделов СВР. От напряженныхмыслей болела голова. Он взглянул на телевизор. Там шли новости. Обсуждалисьпроблемы Черноморского флота. Потом сообщили, что война в Таджикистане идет сневероятным ожесточением обеих сторон. В конце диктор почти радостно известилоб обстановке в Азербайджане, где под влиянием оппозиционных сил президент ушелв отставку и теперь наблюдается явная нестабильность.

Он подумал о матери. Нужно, чтобы она перебралась к нему вМоскву. В республиках бывшего Советского Союза сейчас очень неспокойно. Повсюдустреляют, в Приднестровье и в Абхазии тупиковая ситуация. Гражданская война вТаджикистане, развернулись военные действия между Арменией и Азербайджаном.

Несколько недель назад в Азербайджане был полностью сожженгород Ходжалы. Почти все его жители — старики, женщины и дети — были перебиты,многие замерзли в поле. Он видел эти страшные кадры, когда детские трупыгрузили, словно дрова, в военные вертолеты. В газетах появилось сообщение, чтов нападении на город главной ударной силой был 366-й российский полк.

И это было самое страшное известие для Юджина. ПолковникКГБ, ставший теперь не по своей воле полковником российской разведки,автоматически превращался во врага своего народа, в предателя, которому отнынене было места в родной республике. И он в который раз подумал, что его страна,оставленная им семнадцать лет назад, неузнаваемо изменилась, словно одинбольшой красивый айсберг, расколовшийся на ряд грязных страшных льдин, которые,сталкиваясь, неслись на оказавшиеся рядом корабли и лодки, сминая все вокруг всвоей слепой ярости.

Полковник понимал — путь на родину ему отныне закрыт. Квласти в его республике рвались оппозиционеры, не отличавшиеся по своим методамдействия от всех революционно-люмпенских масс, какие знает историячеловечества. Обиженные, несостоявшиеся, недовольные люди в массе своей исоставляли ту толпу, которая лбами вышибала стекла в здании парламента, требуяотставки президента.

Сбывалось страшное пророчество Бисмарка, сказавшего, что«все революции на земле замышляются гениями, осуществляются фанатиками, а ихплодами всегда пользуются прохвосты».

Он снова пересел на диван и вдруг незаметно для самого себяуснул.

Напряжение этого дня сказалось таким странным образом.Проснувшись в одиннадцатом часу вечера, он отправился на кухню ужинать. Итолько там, взглянув на календарь, вдруг вспомнил, что сегодня ему исполнилосьсорок шесть лет. Он так привык к дате рождения Кемаля Аслана, что никогда неотмечал собственный день рождения. И сегодня ночью на кухне, за полчаса доконца этого дня, он отмечал свой день рождения. И Сандра с Марком были за егостолом. А Том Лоренсберг говорил красивые и оттого такие печальные тосты.

В этот день, выйдя чуть раньше с работы, он приехал в семьюсвоего связного. Полковник был на автомобиле. Ем удалось снять часть денег икупить неплохую «девятку» вишневого цвета. На ней он и отправился искатьПланетную улицу. Ему объяснили, что дом, который ему понадобился, будет как разрядом с Институтом переливания крови. Как раз в этом доме и жила Ирина Хохлова,или Ирина Фишер. Он только сегодня узнал, что настоящее имя его связного былоЭдуард Фишер. Он действительно был немцем, родившимся в Казахстане, в семьедепортированных из Поволжья немцев.

Нужный дом он нашел сразу и, поднявшись на четвертый этаж,позвонил.

За дверью послышались медленные шаги, наконец ему открыли.Всматриваясь в темноту, он спросил:

— Здесь живет семья Фишер?

— Вы из собеса? — задало встречный вопроснепонятное существо, закутанное в пуховые платки, несмотря на весну.

— Нет, но я хотел бы видеть кого-нибудь из семьи Фишер.

— Заходите, равнодушно пригласило существо, отступаявглубь. — Осторожнее, у нас в коридоре не горит свет.

Они прошли в комнату. Незнакомка сняла платки, и он судивлением увидел перед собой сравнительно молодую женщину с остатками былойкрасоты на лице.

— Что вам нужно? — так же равнодушно спросилаона. — Я Ирина Фишер, хотя по документам я Хохлова.

— Я бывший коллега вашего мужа, — тихо призналсяполковник.

Она не изменилась в лице.

— Да, — сказала так же равнодушно, — выработали вместе с ним?

— В начале восьмидесятых, — он вдруг с ужасомподумал, что ее равнодушие не показное. Это было действительно очень много летназад. В другую эпоху.