— Триста, — повторил он и вдруг, размахнувшись,наотмашь ударил ее по лицу.

Удар был настолько сильным и неожиданным, что вверг ее всостояние почти шоковое, лишив возможности даже заплакать.

— Вы… Ты что?..

— Дура! — со злостью сказал полковник. —Молодая и глупая дура! Я работал вместе с твоим отцом!

— Иди ты! Кагэбэшник, — они свистнула. — Ахты, мерзавец! — схватила какую-то коробочку, чтобы в него бросить, но онперехватил ее руку.

— Послушай меня внимательно, девочка, — сказалКараев. — Я больше за тобой не приду. Ты уже взрослая, а я тебе не нянька.Мать бы хоть пожалела.

Твой отец был моим другом. И настоящим героем. Он мечталувидеть и обнять тебя.

Если бы он сейчас тебя увидел, ему было бы очень стыдно ибольно. Ты меня понимаешь? Больно! Поэтому перестань валять дурака, оденься,умойся и поедешь со мной.

— Отпусти руку, — простонала она.

— Как хочешь. — Он оттолкнул ее, достал записнуюкнижку, ручку, написал свой номер.

— Захочешь меня найти, вот телефон.

— Забери его и катись отсюда! — зло сказалаЛена. — Благодетель нашелся.

В этот момент в комнату вошел молодой охранник в спортивнойформе.

— Ты чего, мужик, наших девушек обижаешь? —спросил, подходя ближе. — Старик уже, а все туда же. Хочешь девочку, платии не валяй дурака.

Полковник смотрел на девушку. Она молчала.

— Одевайся, — уже мягче сказал он. Пареньразозлился.

— Ты кто такой?

И вдруг получил короткий болезненный удар в шею, от которогопокачнулся и грузно осел на землю.

— Вы его убили? — шепотом спросила Лена.

— Нет, конечно, — улыбнулся Караев, — простозаплатил. Одевайся, девочка. Нам нужно о многом поговорить.

В эту ночь у него на квартире они говорили до утра. Онрассказал ей все или почти все, что можно было рассказать. А потом Лена заснулана его кровати и он, осторожно укрыв молодую женщину, отправился спать надиван. На следующий день она ушла от него. Он и не пытался ее остановить.Каждый выбирал в этой жизни свой путь. Спустя две недели он позвонил ИринеХохловой.

Оказалось, Лена уволилась из клуба и устроилась работать вкакую-то фирму. И тогда он впервые подумал, что вернулся не зря.

В этот день заместитель директора СВР должен был приниматьнелегкое решение. Имея звание контр-адмирала, он занимался вопросами кадров вроссийской разведке. И уже несколько недель успешно сопротивлялся натискуМакеева.

— Поймите, — убеждал его Макеев, — мы имеемуже три случая прокола на нашем направлении. Ничего так просто не происходит.Я, безусловно, ценю заслуги Юджина, зная о его блестящей работе. Но сейчас этоуже не тот человек. Он сломался, не сумел адаптироваться к происшедшимизменениям. После жизни в Америке ему трудно приспособиться к нормальной работев Москве.

— Но внешне это совсем незаметно, — защищалсяконтр-адмирал.

— Заметно, — горячился Макеев, — очень дажезаметно. Я был в Берлине в прошлом году, когда его тяжело ранили. Все произошлоиз-за его нервного срыва.

Он мог спокойно уйти в Восточную зону, а он предпочел наглазах у всех сесть в автомобиль сотрудника КГБ и приказал направить вВосточную. Там еще была авария, и американцы открыли огонь. Я был там и поэтомуточно знаю, что именно произошло.

— Его потом наградили, — вспомнил контр-адмирал.

— Конечно. И заслуженно, — подтвердилМакеев, — все-таки столько лет работал за рубежом, столько страдал. Но какспециалист он уже не может принести никакой пользы. Я далек от мысли, что всепровалы — это сознательная работа полковника Караева. Но ошибки, неточности,срывы могут случаться с каждым человеком. Наверное, врачи слишком рано далиразрешение.

— Директор Примаков считает его одним из лучших нашихсотрудников, — напомнил контр-адмирал и, сам того не сознавая, подлил ещебольше масла в огонь.

— Конечно, он прекрасный специалист, — занервничалМакеев, — но есть объективные показатели. Я не могу отвечать за отдел, вкотором столько провалов. Кроме того, у него случаются срывы. Вот, у меня естьсообщение милиции. Он приехал в ночной клуб, увез девушку, избил охранника. Норазве так может поступить профессиональный разведчик? Ему все еще кажется, чтоон в своей роли, что он по-прежнему американский миллионер.

Макеев положил на стол справку районного управлениявнутренних дел.

Контр-адмирал хмуро посмотрел на бумагу.

— Убери, — сказал он мрачно, — не люблюпакостных доносов.

Макеев забрал бумагу. Поднялся из-за стола.

— Во всяком случае, я вас официально предупредил. Еслиу нас в отделе произойдет еще один провал, я не знаю, кто будет в таком случаевиноват.

— Подождите, — остановил его контр-адмирал. Онпонимал, что в случае неудачи ответственность может пасть и на него.

Макеев снова сел.

— Я смотрел его личное дело, — сказалконтр-адмирал, — он семнадцать лет провел за рубежом. Это настоящийпрофессионал.

— Был, — снова сказал Макеев, — хотя и вАмерике у него случались срывы. Один раз он даже угодил в тюрьму. Вы тогда неработали у нас, а я знаю, что он в Америке даже сидел. Потом при загадочныхобстоятельствах погиб его связной Том Лоренсберг. И, наконец, был выдан один изсамых ценных агентов КГБ Рональд Пелтон. Все это наслаивается одно на другое.Да и история с побегом Олега Гордиевского до сих пор непонятна. Никто не знает,каким образом ему удалось бежать на Запад.

— Это тоже вина Юджина? — не выдержал контр-адмирал.

— Нет, конечно. Но они все: Пелтон, Гордиевский иКараев — занимались разработкой операции «Айви Беллз». Странная историяполучается; Гордиевский бежал, Пелтон обнаружен и арестован ФБР, а Юджин, ужеарестованный, выходит на свободу. Мне, например, это очень не нравится. Может,они его использовали, и он, сам того не ведая, лишь передавал нам информацию,которую ему любезно подставляли американцы.

— Пока это все ваши домыслы. У нас нет против негофактов.

— Я уже не говорю о его сознательных ошибках. Это можетбыть всего лишь следствием усталости, нервных срывов. Он ездит на встречу скурсантами и надевает звезду Героя Советского Союза. Нам ведь не нужнынеприятности с аппаратом президента. Недавно его спросили, к какой партии онмог бы примкнуть, а он серьезно ответил, что к коммунистам. Это слышалСавостьянов, а он ведь может все передать в правительство или в аппаратпрезидента.

Контр-адмирал нахмурился. «Охота на ведьм», начавшаяся послеавгуста девяносто первого, требовала, чтобы все государственные служащиепублично каялись в грехах коммунизма и сразу становились ярыми антикоммунистамии верующими прихожанами. Стало модно появляться со свечкой в руках напраздниках в православных храмах. Одно упоминание слова «коммунисты» считалосьдурным тоном и строго преследовалось руководством. Из аппаратовправоохранительных органов изгонялись десятки, сотни тысяч людей — прокуроров,следователей, оперативных работников МВД, прокуратуры, службы безопасности иразведки. Во главе Московского управления контрразведки даже был поставленбывший диссидент Савостьянов. И хотя последний оказался на редкость порядочными интеллигентным человеком, осознавшим всю необходимость подобных органов истремящимся по мере сил не разваливать до конца свои службы, тем не менее контр-адмиралсразу принял решение. Рисковать было нельзя. Можно было подставить под гневпрезидента и его аппарата все руководство СВР, и так часто обвиняемое всимпатиях к «прежнему режиму».