Для Бисмарка, как мы уже отмечали, это был наименее желательный результат, однако такую позицию заняли король и кронпринц. После того как король Вильгельм и герцог Фредерик обменялись письмами, кронпринц составил перечень требований Пруссии к наследному герцогу:

...

При таких условиях Фредерику VIII предстояло стать лишь номинальным правителем прусского военного округа. Кронпринц был уверен, что герцог согласится с ними. Для проверки этой гипотезы Бисмарк пригласил герцога приехать в Берлин.

Предваряя встречу, Роон 29 мая 1864 года с извинениями напомнил Бисмарку о том, что у него «есть настоящий друг, который считает своим долгом открыто говорить о разногласиях и конфликтах во мнениях»123. Роон сообщал: армия недовольна затянувшимся перемирием и обеспокоена возможностью потерять все то, что было добыто силой:

...

31 мая 1864 года герцог Фредерик прибыл в Берлин для переговоров с Бисмарком, а Роон пожаловался фон Бланкенбургу на чрезмерную уступчивость Бисмарка в Лондоне:

...

Бисмарк принял наследного герцога Шлезвиг-Гольштейна в девять часов вечера 1 июня, и их встреча длилась три часа. Позднее он написал в мемуарах: «Ожидания его королевского величества, что наследный принц проявит готовность к согласию, не оправдались»126. Бисмарк держался непреклонно, и к полуночи герцог понял, что для него не имеет никакого значения – примет он условия или не примет: Пруссия уже решила завладеть по крайней мере Шлезвигом, и он не в состоянии этому помешать. Кроме того, Бисмарк дополнил ультиматум кронпринца некоторыми собственными требованиями (кстати, даже не упомянутыми в мемуарах), заявив, что Пруссии необходимы «гарантии консервативной системы правительства»127. Это положение, несомненно, должно было настроить сословия герцогства против своего правителя и лишить его поддержки германских либералов. Переговоры закончились тем, что герцог отказался принять предложенные ему условия128, а Бисмарк, таким образом, поставил крест на нежелательном для него варианте решения проблемы Шлезвиг-Гольштейна.

Через год Бисмарк похвалялся барону Бейсту, премьер-министру Саксонии, что «запряг» августенбургского быка в плуг: «Как только плуг начал пахать землю, я его распряг»129. В действительности все было по-другому. Австрийцы разыграли карту Августенбурга, а герцог Фредерик сыграл на руку Бисмарку. Если бы он принял условия Пруссии, то мог бы говорить все, что угодно, придя к власти и натравливая германский национализм и либеральный парламентаризм на самого ненавистного человека в стране. Вместо этого наследный принц, уходя в полночь от Бисмарка, робко сказал: «Надеюсь, мы еще увидимся…» «Я больше не видел наследного принца, – написал Бисмарк. – Снова мы встретились только после битвы при Седане»130. Бисмарк сыграл свою роль превосходно, в своем наступательном стиле. Решение австрийцев сделать ставку на Августенбурга не было для Бисмарка неожиданным. Он согласился с ним, потому что оно позволяло держать австрийцев под контролем, давало королю, кронпринцу и генералам возможность почувствовать удовлетворение от побед и не могло вызвать особого неудовольствия грозной Августы. Затем ему надо было создать для герцога такую ситуацию, в которой ему неизбежно пришлось бы отказаться от прусских предложений. Трудно сказать, какие действия предпринял бы Бисмарк, если бы герцог согласился на условия продувных пруссаков. Нет сомнений в том, что он нашел бы правильные решения. Земли герцога уже были заняты прусскими войсками. Чиновники уже вводили прусские законы и денежное обращение. Отказ герцога избавил Бисмарка от лишних хлопот.

После выведения из игры «августенбургского быка» оставалось реализовать третий и самый предпочтительный для Бисмарка вариант разрешения проблемы Шлезвиг-Гольштейна: аннексию герцогств. Упрямство наследного принца аннулировало августенбургский вариант, и, когда 26 июня 1864 года истек срок перемирия, сражения возобновились. Британское правительство, обещавшее поддержать Данию, бездействовало. Дизраэли, выступая от оппозиции, клеймил либералов:

...

Возобновление войны вызвало новый кризис дома. 12 июня в полном составе собрался коронный совет для обсуждения финансирования датской войны. Министром финансов в «конфликтном» кабинете с 1862 и до 1870 года служил барон Карл фон Бодельшвинг (1800–1873), входивший в число тех министров, которых Бисмарк либо презирал, либо ненавидел. Как написала Хельма Брунк, Бодельшвинг всегда отличался особой «конституционной и правовой скрупулез-ностью»132. Роон в письме Морицу фон Бланкенбургу выразился еще более определенно: «Невротическая нетерпеливость Бисмарка и бюрократические переживания и щепетильность Бодельшвинга гарантировали неизбежность распрей»133. А Бисмарку было не до чистоплюйства. Для него наступил очень тревожный момент. 12 июня 1864 года Бодельшвинг на совете сообщил: к концу мая 1864 года расходы составили 17 миллионов талеров, покрытые излишками 1863 года в размере 5 300 000 талеров и резервами казначейства, исчислявшимися 16 миллионами талеров. Нужны деньги, а в казне их мало. Бисмарк потребовал прибегнуть к займам без утверждения их палатами. Бодельшвинг при поддержке других министров напомнил о конституции 1850 года и законе о государственном долге, подписанном Фридрихом Вильгельмом III в 1820 году: «Министры его величества присягнули на верность конституции, и объявлять заем без одобрения его сеймом означало бы нарушить присягу»134. Роон возразил категорически: «В случае чрезвычайной необходимости, каковой является продолжение войны, статьями 63 и 103 конституции предусмотрено, что государственный заем может быть сделан для временного использования и без утверждения ландтагом – законодательным актом»135. Однако если бы с его аргументом и согласились, то вряд ли нашлись бы инвесторы, желающие приобретать долговые обязательства Прусского королевства, выпущенные на основе сомнительного толкования конституции. Никаких практических мер не последовало, и 17 июля 1864 года король закрывал сессию ландтага, так и не утвердившего ни одного пфеннига для дополнительного финансирования.