Глупо сидеть здесь, терять время и ничего не чувствовать.

Я прикрываю глаза, я очень хочу что-то почувствовать. Хотьчто-то.

Есть!..

Сладко ноющее плечо шепчет мне: это даже хорошо, что такполучилось. От одного конкурента на пути к Тинатин ты избавился, разве не этоготы хотел?

Все правильно.

Я принимаюсь осторожно обшаривать карманы Лориной куртки:где-то должны быть ключи от «Галантца». Пусть она оставила в салоне рюкзак, ноуж ключи-то точно взяла с собой.

Ключи находятся, никто на них не польстился: они (и пультцентрального замка) болтаются на брелке с крошечным плюшевым кенгуру. Преждечем уйти, прежде чем покинуть Лору, я легонько касаюсь ее еще теплой кожикончиками пальцев, вот и все, принцесса. Я бы поцеловал Лору на прощанье, но

«J’embrasse Pas».

…Вот уже полчаса я стою на обочине МКАД, включив аварийныеогни. Паспорта Максима Ларина, вот что меня удивило. Вернее, фотографии впаспортах. На обеих фотографиях – цветной и черно-белой – Максим Ларин похож наменя. Вот почему его лицо показалось мне смутно знакомым, виденным когда-тодавно, в пыльном зеркале; конечно, сходство не убийственное и двойниками нас неназовешь; подбородок Макса чуть тверже, рот – определеннее, брови –решительнее, если бы я каждый день отстреливал по кавказцу (румыну, поляку,японскому ритуальному убийце, американскому ресторанному критику) – то современем сходство стало бы полным. Но и сейчас утверждать, что МаксимЛеонидович Ларин и я – не одно и то же лицо, вряд ли кто-то решится. Еще однаприятная неожиданность: у Макса Ларина открытая шенгенская виза на год. Гы-гы,бу-га-га, нахх! Получить шенген сейчас не легче, чем пробежать стометровку солимпийским рекордом, не легче, чем переспать с принцессой Монако, не легче,чем сделать операцию по перемене пола; сытая политкорректная Европа наснедолюбливает, провались она пропадом. За какие заслуги перед родиной иЕвросоюзом получил шенген Максим Ларин – неизвестно.

Я лечу в Стокгольм, накось, выкусите, г-жа Паникаровская!

В вашем сраном журналишке я больше не появлюсь. Пускайтеперь младенцев-тамагочи поучает кто-нибудь другой. Самое время начать житьпо-настоящему. Самое время.

В рюкзаке Лоры звонит мобильник.

Совершенно машинально я достаю его и несколько секунд смотрюна загоревшийся дисплей.

Avgyst sweetness

Август, сладенькая, сладчайшая, ну надо же, какие нежности!Пошла ты в жопу, Август!..

У Лоры шесть не принятых звонков, четыре из них (включаятолько что прозвучавший) – от Август, еще один – от уже упоминавшейсяСамолетовой, еще один – от г-жи Паникаровской (я знаю ее номер), в латинскойинтерпретации Лоры это выглядит как «Soska», вспомни дурака, он и появится, какговорит Великий Гатри. Лора пользуется большой популярностью у жителей обеихстолиц, надо же! за последние сутки мне не позвонил никто. Никто непоинтересовался, куда я слился, испарился, исчез, может быть, я вообще завернулботы на просмотре южнокорейского боевика «Спрятаться негде». Никого это неволнует. Да и пошли вы все в жопу вместе с Август!.. Удзаттэ!..

Я не вернусь.

Решено.

Лорин рюкзак выглядит капитально. Кожа хорошей выделки, хотьи слегка потертая; благородная расцветка, я всегда мимолетно завидовал еерюкзаку. Теперь у меня появилась возможность полететь с ним в Стокгольм, такпочему бы ей не воспользоваться?

Да.

Почему бы не воспользоваться рюкзаком Лоры?

Почему бы не воспользоваться документами Макса?

Остается только решить, что делать с моими собственными, ихнемного, всего-то жалкий паспортишко, даже удостоверение сотрудника «Полногодзэна» я с собой не взял; все-таки два комплекта документов – это слишком.Лишний геморр.

Я зарываю свой паспорт тут же, у обочины, предварительнозавернув его в целлофановый пакет, который нашелся в рюкзаке у Лоры (непреследуя никакой цели, на всякий случай). В тот же пакет отправляется и Лоринпаспорт, и еще какие-то ее бумажки, изучать их мне влом. И Лорин телефон, и мойсобственный телефон, глупо цепляться за него, если по нему и так никто незвонит. Мобильник Макса, вот что я оставляю себе, фотографии Тинатин, пустьплохого качества, пусть небрежно сделанные; фотографии Тинатин будут греть мнесердце.

Могила получается такой же неглубокой, как и та, в которой язарыл Макса Ларина, к тому же на то, чтобы вырыть ее, и тридцати секунд непонадобилось. Я уговариваю себя запомнить место (метрах в пятнадцати выситсябиллборд какой-то компании по производству хлебобулочных изделий), но тут жеблагополучно забываю его.

Стоит мне только снова сесть в « Тойоту» и ударить по газам.

Я не вернусь. Решено.

* * *

…Август дома не одна.

Удивительно, что она вообще дома: девушки, подобные Август,предпочитают проводить вечера вне домашних стен. Я заехал к ней наугад, беззадней мысли, просто потому, что в огромной Москве мне некуда податься; у менянет здесь друзей, настолько близких, чтобы остаться на ночь. А остаться на ночьв клубе «Hangar 51-19» – удовольствие сомнительное. Даже при наличииDVD-плейера и четырех дисков, включая сагу об Освальде – счастливом кролике.Даже при наличии мертвой Лоры. Ее рюкзак я оставил в машине, от греха подальше,вдруг Август его вспомнит. А лишних вопросов мне хотелось бы избежать.

– Привет, – говорю я, как только Август открываетдверь. – А Лора еще не появлялась?

– Нет. – Август с трудом вспоминает меня. С трудоми с неохотой.

– Странно.

Я мягко оттесняю Август от двери, мне нужно просочиться вквартиру, не станет же Август выгонять из дому приятеля своей подружки.

– Действительно, странно. Я ей звонила несколько раз.Телефон не отвечает. Уже можно начать беспокоиться или лучше повременить?

– Лучше повременить. – Я достаточно убедителен всвоей лжи. – Лора, она такая… Любит исчезать в самый неподходящий момент.

– Да, – голос Август полон легкой грусти. –Исчезать в самый неподходящий момент – ее кредо.

– Я ее подожду, если ты не против.

– Конечно.

Август возвращается в зал с бонсаями, кальянами ивенесуэльским гамаком, по ходу теряя остатки и так незначительного интереса комне. Я следую за ней.

За то время, что я отсутствовал, левый, ближний к окну,угол, Превратился в фотостудию: пять больших софитов, около десятка софитовпоменьше, еще несколько осветительных приборов стоят прямо на полу. Стекляннойстены, выполнявшей роль окна, тоже не видно, она плотно зашторена. Августвозится со светом: устанавливает фильтры, меняет углы освещения; все это – радисущества, восседающего на некоем подобии подиума.