Билли кажется удовлетворенной, потому и позволяет себекрохотное откровение:

– Вообще-то, я их слегка наколола. Поначалу онипригласили другого, тоже типа писателя. Отстойный говнюк, не буду называть имя– делать этому гнусу рекламу, вот еще! А он возьми и откажись, рванул в Китай.И тогда уж я подсуетилась, настрочила бундесам письмо, что меня на родинепреследует служба безопасности за мои политические, религиозные и сексуальныеубеждения. Попутно еще и Рашку обхаяла, они любят, когда хаят Рашку. Враг Рашки– их друг. Это надо просекать. Ха-ха!

– Я бы их всех удавил, – вполне искренне замечаюя. – Тех, кто нас так ненавидит. И тех, кто этим пользуется.

– О! Да ты патриот Рашки! С другой стороны – за что наслюбить?

– Но и ненавидеть не обязательно.

Я вот, к примеру, ненавижу всех писателей, кто ещежив. – Билли вытаскивает из-под подушки вторую кроссовку. – Непотому, что чую конкурентов, просто не люблю. Но, возможно, полюблю. Когда ониоткинутся. А ты?

– Я равнодушен к писателям. Но ненавижуправозащитников. И еще гребаных восточноевропейских интеллектуалов, которыеосели в Штатах и поставили целью смешать нас с дерьмом.

– А еще я ненавижу все медийные лица. Все безисключения. Козлы! Недоноски!..

. – И все ебантропские ток-шоу, – подхватываю я.–И реалити-шоу, еще более ебантропские!

– И я тоже их терпеть не могу! И дебильную скрытуюрекламу в фильмах! И еще… еще…

Список вещей, которые ненавидит Билли, не во всем совпадаетсо списком Лоры, но достоин Книги рекордов Гиннесса. Я иссяк на третьей минуте,а Билли болтает и болтает; ненависти в мире гораздо больше, чем любви, и онагораздо более продуктивна. Она свежа, мускулиста, яростна, не спать сутками длянее – плевое дело, не есть и не пить – легче легкого, никакой анемии, никакогозастоя в крови, ее цвет – красный, ее камень – бриллиант, ее планета – Марс, еезнак зодиака – Лев, ее год – год Дракона. Ненависть правит миром.

– Ненависть правит миром, – Билли кажетсяизмотанной своими откровениями. – Во всяком случае, в ней гораздо большеоттенков, чем в любви… О! Это надо записать.

– И так запомнишь, – говорю я.

– Ты классный парень, Макс! И ты мне нравишься. Затобой пара историй.

– За тобой тоже кое-что.

– Что именно?

– Расскажи мне о парне. О котором не захотела говоритьАвгуст.

– Об Илье?

– Да. Только с одним условием…

Я усаживаю Билли на диван (в комнате нет ни одного стула) исам присаживаюсь рядом. Я крепко держу Билли за лживый детский подбородок: ейне вырваться.

– …с одним условием, Билли. Ты расскажешь не то, чтопридумала о нем, а то, что было на самом деле.

Билли куксится: то ли оттого, что я слишком сжал пальцы, толи от того, что перспектива не врать совсем не кажется ей лучезарной.

– Начинай.

– Я почти ничего не знаю о нем. Видела один раз уАвгуст. Он фотограф. Август говорила, что очень хороший…

– Дальше.

– Они о чем-то шушукались с Август, о какой-то девушке…Я не прислушивалась. Точно. Он был в поисках девушки. Он выглядел несчастным…Ты же знаешь, как это бывает: мечты о промокшей обуви, о чашке кофе, о первойсигарете утром, о дороге, которая не кончается, и чтобы она была рядом…

Я еще крепче сжимаю подбородок Билли: секунда – и онтреснет, как фарфоровая чашка.

– Хорошо, хорошо… – Билли идет на попятную. –Несчастным он не выглядел, но выглядел одержимым…

– Продолжай.

– А нечего продолжать… Это почти финал. Он погиб где-точерез месяц или около того. Темная история на фоне австрийских Альп. Августдаже называла мне место, где все это произошло… Погоди… «Райская долина», чтоли? Точно. Пансионат «Райская долина».

– Он разбился? Свалился в пропасть? Или его накрылолавиной?

Типа… Только Август не верила в несчастный случай. Августвообще тяжело это пережила, она была нежно к нему привязана, у них было что-товроде мужской дружбы… Ха-ха. Ты же знаешь, как это бывает: базары о девушках,пара гаванских сигар, обмен адресами, где можно достать хорошую технику,зависти в таких отношениях нет, все образцово-показательно радуются успехамдруг друга… Август – она такая. Ей важны друзья, она для них в лепешкурасшибется. Дурацкий романтизм.

Спорить с Билли, модной писательницей, а уж тем более –воспитывать ее, занятие бесполезное, но хватки я не ослабляю.

– Тогда, когда Илья погиб… Август сказала что-то вроде:есть отношения, которые не приводят ни к чему, кроме смерти… Я развила этумысль.

– Ни секунды в этом не сомневаюсь.

– Есть отношения, которые не приводят ни к чему, кромесмерти. И это – лучшее в них. Человеческая смерть переносится гораздо легче,чем смерть отношений. Как тебе, а?

– Шикарно. Только не распыляйся, оставь хоть что-то идля бундесов.

– Не ссы, все будет пи-па-по! Для бундесов у меня ужеприпасено. – Билли раздувает жабры, она вот-вот лопнет от осознаниясобственной значимости. – Бундеса как дети – радуются всякой херне… А янапишу не херню! Я напишу та-акую книгу… Она так… так перданет!..

– А выражение «я взяла в рот» там будет?

Билли щурит глаза (ярко-зеленые, но не исключено, что онаносит контактные линзы) и порывается почесать переносицу.

– Это намек? Или интересное предложение, от которого яне должна отказываться?

– Это просто вопрос.

Ну тогда… Кто тебе брякнул такую мерзость? Какстилистическая единица это выражение несостоятельно, но его можно заменить надругие, гораздо более впечатляющие…

– Ладно… Неважно, – я наконец-то отпускаю Билли.

– Если тебя что-то смущает… Лично я предпочитаю мужчин,я не Август. Я просто экспериментировала… Наблюдала.

– Подворовывала.

– Ты о саквояже?

– Я обо всем.

– Ты большой умник, – Билли покровительственнохлопает меня по щеке. – Я хочу подарить тебе свою книгу.

– «Две девушки в тени, одна девушка на солнце»?

– Йес!.. Ты и название знаешь?

– Конечно.

– Бундеса ее уже купили. А еще чехи с голландцами. Ифранцузы собираются. Америка пока держится, но они вообще никого не любят,кроме себя… Не любят, не читают, не слушают, не смотрят – зажравшиеся скоты,вот они кто!..

…Билли болтает и болтает.

Это не мешает мне вести машину и думать об Август. У менякуча мыслей в запасе, но я думаю об Август. Жаль, что все так получилось сАвгуст, только не я первый начал.