Ярко-рыжие, с красным отливом вихры, торчащие в разныестороны, черно-белая арафатка, кольца на всех десяти пальцах; существо похожена Лору и Август одновременно – и это ухудшенный вариант их обеих.

– Ты наконец-то снимешь меня с мундштуком, пупсик?..

– А ты можешь помолчать хотя бы минуту, Билли? Билли.Модная писательница. Я мог бы и сам догадаться.

– Я хочу, чтобы с мундштуком…

– Дался тебе этот мундштук!

– А может, мне раздеться? Писатель полностью раскрылсяперед своим читателем, он безгранично ему доверяет… Как тебе такая идея,пупсик?

– По-моему, хреновая, – Август теребит себя замочку уха.

– А по-моему, очень даже. Символично. Концептуально.Опять же – эпатажно.

– Это солидное издание, а не «Плейбой», солнце. Нестоит об этом забывать. И потом, где ты видела фотографии голых писательниц?

Билли морщит лоб и надувает губы.

– Все потому, что большинству писательниц нечегопредъявить, кроме пудовых целлюлитных ляжек, растяжек на брюхе и доек пятогоразмера. А мне стыдится нечего, у меня с фигурой все пи-па-по.

Дурацкое «пи-па-по» (что, очевидно, означает болееприземленные «нормалек» или «о'кей») Билли произносит в нос, на французскийманер. Билли и похожа на француженку: не ту, конечно, что ездит на мотоцикле«Honda» и пьет аперитивы в парижском cafe Vavin (об этом кафе мне как-то рассказывалВеликий Гатри), а ту, которая собирает устриц в Нормандии.

Профсоюзам на нее насрать.

– Нет, солнце. – Август тверда, каккремень. – Давай придумаем что-нибудь менее агрессивное, чем «ню».

– Тогда с мундштуком.

– С мундштуком – банально.

– Я могу оставить при себе арафатку и кольца, –Билли все еще не желает уступать. – А все остальное сниму. Или вот еще…Если бы у тебя была игуана, я могла бы сняться с игуаной.

– У меня нет игуаны.

Билли складывает ноги по-турецки и подпирает подбородокладонью.

– А помнишь… Когда мы жили вместе, то завели собаку.Забыла, как ее звали…

Август морщится, непонятно, что вызвало у нее такуюреакцию, – собака или воспоминание о том, что они с Билли когда-то жиливместе.

– Султан. Ее звали Султан.

– Точно! – Билли радуется, как ребенок. –Султан! Гребаный Сулька. Где он сейчас?..

Это у тебя надо спросить, где он. Я тогда уехала на месяц, аты свалила из дома и оставила собаку без еды, питья и сортира. На целую неделю!

– На пять дней, пупсик, всего лишь на пять дней.

– Ну да, а когда я вернулась и открыла дверь, то онпроскочил мимо меня – и с концами. К тому же он сгрыз все ботинки, пока ты былав загуле.

– Да ладно тебе, пупсик. Зато ты после него обновилагардероб… О! А это что за чмо? – Билли, наконец-то снисходит и до меня.

– Это – приятель Лоры, – Август снова напрягается,пытаясь вспомнить мое имя.

– Макс, – подсказываю я.

– Точно.

– Какой Лоры? – на лице Билли появляетсянеприязненное выражение. – Этой дешевки из Питера? Которая пишет всякуюгалиматью в какой-то их провинциальной стенгазете?

– Из Питера. Да.

– Могу дать ей интервью.

– Если она захочет. – Чувств к Лоре у Августнесомненно больше, чем чувств к Билли.

– Ха-ха! Какой отстой! Если она захочет! Я, междупрочим, уже отсняласьу Канделаки, и в «МК» статья вышла, так что мне на твоюЛору начихать.

– Не заводись, солнце, – Август делаетпримирительный жест рукой. – А то на фото все вылезет.

– Что – «все»?

– Твой паскудный характер, вот что.

– А когда-то ты говорила, что я прелесть и кожа у меняпахнет базиликом.

– Правда? – изумляется Август. – В бреду ябыла, что ли?

Это называется любовная горячка, пупсик. Зов плоти, причудылибидо. А это чмо тоже журналист? – Билли посылает мне полный неприкрытогопревосходства взгляд.

– Я не журналист.

«Я не журналист». Вот я и произнес это вслух. Узкаябереговая полоска «Полного дзэна» стремительно отдаляется от меня, скоро онаисчезнет в тумане. Но я был там, я провел уйму времени на берегу, усеянномуобломками адаптированных текстов, краденых мыслей, взятых напрокат чувств. Ябыл там, и ничего хорошего там нет.

Теперь я знаю это наверняка.

– А Лора говорила, что ты журналист. Работаешь вместе сней, – уличает меня Август.

– Лора ошибалась.

– Послушай, Макс… Вы ведь должны были этот вечерпровести вместе… Должны были поехать в клуб… Как же он называется…

Я совсем не горю желанием помочь Август вспомнить название.

– «Ангар 51-19». Так, кажется?

Вот черт, Лора все разболтала!..

– Мы разминулись. Должны были встретиться в центре, ноона не подъехала.

– О! А я знаю этот клуб, – подает голосБилли. – Попсовое заведение, правда, у хрена на рогах. К тому же оно ужегод как не работает.

Август закусывает губу, а затем подбирает лежащий в гамакемобильник и принимается щелкать кнопками; она набирает Лорин номер, чей же еще.Мне легко представить, как звонит телефон Лоры: музыкальная тема из «Розовойпантеры» и всплывающая на дисплее надпись:

Avgyst sweetness.

Мне легко представить, где он звонит: в пяти сантиметрах отповерхности земли, среди сгнивших листьев и мелкого песка. Через какое-то времякончится заряд и Август услышит в трубке: «Абонент недоступен или находится всезоны действия сети».

Вряд ли это ее успокоит.

Волнение Август мне не нравится, волнение Август мне совсемне по душе.

– А ты сам не поехал в этот клуб? – продолжает допрашиватьменя она.

– У меня изменились планы.

– Изменились планы? Ты больше не ищешь ту девушку?

Я недооценил Август. Она не помнит, как меня зовут, нохорошо помнит, что я влюблен и ищу девушку, в которую влюблен, и только радиэтого я здесь. Важен совсем не я, важно то, что я влюблен и ищу девушку. Янедооценил Август, относительно Август я ошибся, не только разные людирассказывали ей о любви, она и сама может кое-чем поделиться. Август хорошознает, что такое быть влюбленным и искать.

Август лучше, чем Лора, и намного лучше, чем припадочнаяБилли, у нее умные бесстрашные глаза; единственное, чего мне хочется, –чтобы она закрыла их на происходящее. В конце концов, ничего криминального непроизошло, просто ее подруга Лора затерялась в Москве, она могла поехать кудаугодно; Август ведь не единственная, кто ждет Лору, кто всегда рад ей.