– Ну можно же говорить о разных вещах. – Я и незаметил, как втянулся в разговор. – О французском шансоне, о запчастях кБМВ, об Африке или о каком-нибудь писателе…

– Я не разбираюсь в запчастях к БМВ и никогда не была вАфрике, – Билли поджимает губы.

– Ты рискуешь нажить себе врага, – предупреждаетменя Август. – Не стоит в присутствии одного писателя говорить о другом.От этого у него может развиться герпес.

– А как же Август? – спрашиваю я. – Вы ведьдовольно долгое время… были вместе.

– С Август мы говорим о сексе, – Билли бросиладуться и снисходительно улыбается мне. – И о том, где достать травы. И отом, какой ракурс подойдет. Ничего выдающегося.

Лоре, даже останься она в живых, не быть надеждой новойрусской романистики. С Билли все сложнее. «Две девушки в тени, одна девушка насолнце». Билли смогла бы придать любой сортирной надписи товарныйпостмодернистский вид.

– Я вспомнила, – заявляет Билли. – Ты,наверное, имела в виду этого своего бедолагу-приятеля… Как же его звали?..

Август делает умоляющий жест рукой, как будто защищается отчего-то.

– Илья! Точно. Мы с ним говорили о чем-то подобном… И обогинях тоже.

– Причем здесь Илья? – Август недовольна, чтоБилли распустила язык. Август в ярости.

– При том, что Макс чем-то напоминает мне твоего Илью.

– Не говори глупостей!..

Илья. Очевидно, обе они имеют в виду одного человека – ИльюМакарова. «Бедолага-приятель» – это как нельзя лучше характеризует гибель вавстрийских Альпах. Вот он и всплыл, Илья Макаров, восстал из альпийскихснегов. Один вид его искореженного смертью тела, одно лишь упоминание о немпугают Август, от бесстрашия в глазах не остается и следа.

– Почему глупости, пупсик? Он ведь тоже по кому-то сох.Со страшной силой.

– До добра это его не довело, – Август хочетпобыстрее закрыть тему, увести Билли от опасной черты. – Кстати, когда тылетишь?

– Завтра. Утренним рейсом.

– Я тоже завтра улетаю.

«Я тоже завтра улетаю». И снова я произнес это вслух. Узкаябереговая полоска «Полного дзэна» исчезла окончательно. А завтра исчезнут имысли о Лоре, завтра все будет совсем по-другому. После встречи с Тинатин ниодин мой день не похож на другой, ни одна ночь не похожа на предыдущую.Кажется, я рад этому обстоятельству.

– Не в сторону Кельна, случайно? – важноспрашивает Билли, Кельн для нее – столица мира, все дороги ведут в Кельн.

– Нет. В Швецию.

– Лора ничего не говорила о том, что ты должен лететь вШвецию, – Август подозрительно смотрит на меня. – У вас были совсемдругие планы.

– Лора мне не жена. Поэтому и планы у нас разные.

Билли прыскает, опосредованное лягание Лоры, «дешевки изПитера», доставляет ей удовольствие; неважно, что думает Билли, важно, чтодумает Август. Важно то, что именно Лора рассказала ей обо мне, пока онипринимали ванну. Лора не знала и двух третей из того, что произошло, но эти дветрети она могла придумать. Для человека, который еженедельно сочиняетфилософские трактаты на тему гастрономии, это не составило бы особого труда,лучшее, что было со мной в жизни, – это то, что я придумала себе и о себе,а о других… О других Лора могла бы придумать и худшее. Впрочем, работа в«Полном дзэне» – это и так худшее. Хуже не придумаешь.

– Мы можем вместе поехать в аэропорт. Ты на машине?..

– Он на машине. – Август отнимает у Биллимундштук. – У него джип.

– Джип? – Билли дергает себя за вихры, что должноозначать крайнюю степень восхищения. – Никогда не ездила на джипе!..

– Это краденый джип. Он его угнал.

– Вот здорово! Значит, мы поедем в аэропорт на краденомджипе! Йоу!..

* * *

…Билли болтает.

Билли болтает без умолку, язык у нее без костей. А ты ивправду так сильно влюблен? спрашивает Билли, а я вот никогда не была влюблена,ни разу, тупое желание секса не в счет, писателю противопоказано влюбляться,писатель должен сохранять ясную голову, ясная голова – непременный атрибутворов-карманников, взломщиков сейфов и писателей, писатель ведь тожеподворовывает, таскает из сумок, таскает из сейфов: у жизни, у людей, у другихписателей, это называется – черпать вдохновение, я не верю в такую фигню, каквдохновение, меня оно никогда и не посещало, – так же, как любовь: здесьсовсем, совсем другое; когда я встречаю человека, который мне симпатичен,единственное, что мне хочется, – побыстрее с ним расстаться, только тогдая получаю его в полную собственность, только тогда я смогу делать с ним, чтозахочу, только тогда я смогу вылепить из него, что пожелаю, вот и сейчас мнехочется побыстрее расстаться с тобой, потому что ты нравишься мне, кто тытакой? ничего не говори, я сама все придумаю, но сначала ты мне расскажешьнесколько историй про себя, но только тех, которые не кажутся тебе важными,важное – у всех одинаково, важное – неинтересно, ты не согласен?

Билли болтает без умолку.

Это не мешает мне вести машину, и к самой Билли я испытываюскорее симпатию. Не такую сильную, как к Август (успешному московскомуфотографу и просто обаятельной девчонке удалось-таки понравится мне подзанавес); жаль, что так получилось с Август, но…

не я первый начал.

Билли снимает квартиру в районе метро «Аэропорт», что само посебе дорогое удовольствие. Прежде чем отправиться в «Шереметьево», мы заезжаемк ней за шмотками. Ноутбук и дорожный саквояж внушительных размеров – вот ивесь багаж Билли. Саквояж – главный во всей истории, он и вправду хорош, кожаантилопы, это вещь Август. Когда-то Август привезла его из Африки, в которойБилли никогда не была; когда-то Билли взяла саквояж напрокат, да так изамылила.

Билли бродит по своей однокомнатной халупе минут сорок,время от времени бросая в открытую пасть саквояжа какие-то тряпки: я насчиталтри пары джинсов, одни бриджи, одни пляжные шорты, с десяток ковбоек, с дюжинуфутболок, трусы, носки, бейсболки, одну кроссовку «Reebok», один ботинок нашнуровке, две совершенно одинаковых брошюры «Доброе утро, Вьетнам» и соломеннуюшляпу – саквояж Билли – Август кажется бездонным. И при этом Билли болтает.

– Ты когда-нибудь был в Кельне?

– Да.

Билли недовольна моим ответом, Билли кажется, что она –единственный человек, который имеет право на Кельн, что она должна входить нарассвете в абсолютно вымерший город, который ждет только ее.

– Тебе понравится Кельн, Билли. Это город-симпатяга.Такой чистенький, такой игрушечный. Такой… такой хорошо вымытый.

– А что ты делал в Кельне?

– Ничего. Купил там пару альбомов. Скажем так: втворческую командировку меня бундеса не приглашали.