Гриньку передёрнуло от отвращения. Серого он терпеть не мог с давних пор и готов был хоть сейчас собрать парней, чтобы показать тощему выскочке, кто в деревне главный. Но это и подождать может. Вот съедется родня, друзья из соседних деревень на свадьбу, вот тогда можно. Чтобы наверняка. А чего там по пьяни учудили и кого в овраг скинули, кто вспомнит.

Гриньке не то чтобы была нужна жена. Но отец считал, что пора. Да и кому красивая баба когда мешала? Будет с Гриньки сапоги снимать да сбитнем потчевать. И много чего ещё будет делать, да.

Парень зябко потёр ладони. Осенние вечера стали по-настоящему холодными, но сегодня он домой не собирался. Один раз уже не уследил за будущей невестой и теперь решил быть предусмотрительнее. Он сидел на принесённом из дома стареньком тулупе. Кода-то он принадлежал его матери. Но теперь ей без надобности. Схоронился под малиновым кустом. Отсюда прекрасно видно, как в доме Фроськи одно за другим гаснут окошки. Надо, чтобы погасло последнее, на втором этаже, в её комнате. Тогда можно и самому на боковую. Но пока оно горит ровным светом и только обеспокоенные тени его иногда колыхают.

— Что ж тебе не спится, — недовольно проворчал Гринька, прикладываясь к маленькой фляге — для сугреву.

Парень спрятал ладони в рукава и задремал. Проснулся от лёгкого, почти незаметного скрежета по брёвнам. Не будь сегодня так холодно, спи Гринька чуть крепче, он бы и вовсе пропустил. Но сейчас услышал. И проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из окна Фроськи… Как из окна ЕГО невесты вылезает Серый.

Этот сволочной, хитрый, бесчестный мерзавец вылезал из окна его невесты! Это что же такое делается? Решил, раз ему не достанется, так можно хоть первым косу расплести?! И Фроська хороша… Всё кичилась, ни с кем об руку не ходила. На! Парни к ней в окно как к себе домой лазают! И родители хороши… Неужто не знали? А ежели знали, потому её за Гриньку и сговорили? Сбыть с рук порченый товар поскорее?

Нет, так этого он не оставит. Драться не станет. Не стоит Серый того, чтобы с ним честно драться. Вот соберётся родня… Он подождёт. Пусть любовничек сначала уйдёт. А там и самому можно.

Ждал Гринька долго. Сначала никак не уходил, всё что-то вынюхивал этот охальник. Потом бледная лучина в кухне никак не гасла. Гринька видел у окна неясную тень, но всё никак не мог понять, правда ли кто-то сумерничает или всего лишь занавеска колышется. Проверять боязно. Нет, лучину бы не оставили. Сидит кто-то. Серого, однако же, не заметили. Хорошо следят за доченькой. Заходи, кто хошь! Ничего, сейчас зайдёт.

Наконец, в доме погасли все огни. Гринька поднялся, потёр затёкший зад и направился к Фроськиному окну. Лестница, по которой вчера дурёха вылезала, лежала здесь же. Видать, Серый убрал, спустившись. Гринька приставил её к окну и полез вверх — взять то, что ему причиталось теперь уже по праву. Почти.

Живот, что ли урчит?

Нет, не живот.

Гринька с замершим сердцем опустил взгляд. У лестницы стоял волк.

— Помогите! Волк! — почему-то шёпотом взмолился парень.

Но волк не внял его мольбам. Более того, он по-человечьи начал взбираться по лестнице. Гринька судорожно перебирал руками перекладины, хотя, малость протрезвев, понял, что затея, в общем-то, была не очень хорошая.

Волк не отставал.

Когда до окна оставалась какая-то пядь и Гринька уже чувствовал спасительное тепло комнаты, волк извернулся и прыгнул.

Гринька беззвучно рухнул вниз. Где-то вдалеке бухнула упавшая лестница.

Ишь. замуж они меня выдать решили. Да только спросить забыли. Я приготовилась всю ночь возмущенно плакать, но, как известно, в жизни как сказках не случается. Мы с Серым договорились утром ещё раз пойти на поклон к Настасье Гавриловне, подавив на жалость и напомнив, что я, как-никак, — её кровиночка. Если не поможет, по-простому украдём невесту. Тем более, невеста противиться не собирается. Да и Любава подсобит. Заглядывала тут. Сказала, мол, знает она того Гриньку. И скорее лично его в омуте притопит, чем меня за него замуж отдаст. Хоть и сын головы, а у самого головы на плечах нет и уже, видать, не будет. Завтра с нами к матери собирается. Вот уж не ожидала. После обсуждения столь продуманного плана, который, конечно, никак не мог сорваться, я, хоть и пообещала Серому не смыкать глаз и думать о нем, тут же мирно уснула. Выспаться всё равно не удалось: всю ночь на кухне о чём-то переговаривались родители. Небось, радовались, гостей на свадьбу обсуждали. Потом мстилось, кто-то ходит под окном. Переволновалась за день, вот и чудится всякое. Но толком отдохнуть так и не получилось.

А утром, не дожидаясь нас с Серым, учинили скандал: во дворе собралась чуть ли не вся деревня. Бабы голосили, соревнуясь в размерах луженых глоток, дети начинали хныкать, девки сыпали проклятиями, если не ошибаюсь, в мой адрес, а кое-где даже мелькали мужики с вилами. Предметом ожесточенных споров был Гринька — изрядно избитый и явно извалянный в грязи. Он смущенно прикрывал дырку на самом важном месте штанов и наивно пытался перекричать мою маму. Твердил что-то про волков и испуганно озирался.

— Срамотища-то какая! — взывала Настасья Гавриловна, всячески мешая Гриньке прикрыть дырку на штанах и со всех сторон демонстрируя её соседям. — Люди добрые! Вы гляньте! Это ж до чего мы дожили, если парни к девкам в дырявых портах в гости ходить стали! Да ещё ночью, грамотей, в окно к ней полез! Ни стыда ни совести! Бабы, да он мою девку осрамить хотел!

— Да в шею его!

— Под зад, прямо в дырку! — послышались одобрительные возгласы из толпы.

Пара мужичков, из тех, что явились с вилами, пытались робко подать голос и узнать, что там с волками, о которых лепетал испуганный Гринька, но жёны, возмущенные поведением моего, полагаю, теперь уже несостоявшегося женишка, их быстро затыкали.

— Говорю же вам, волк! — сипел Гринька. — Волк тут был! Во-о-олк! Я ж на защиту встать хотел!

— А защищать девку лучше всего с ней же под одеялом, — хихикнул кто-то из парней.

— Да какой волк, бабоньки? — не унималась мама, не позволяя толпе разволноваться (ну как и правда зверь в деревне?), — в окно бесстыдник полез — его собака и хватанул! А у страха-то глаза велики! Боська-Боська, иди сюда, хороший!

Общий деревенский любимец Боська, в пасть которого при любом раскладе не мог влезть откормленный Гринькин зад, радостно завилял хвостом, принюхался и… и у Гриньки на штанах стало две дырки. Боська отделался легкой затрещиной, после которой папа не поленился сбегать в дом за кусочком сала защитнику. А мама торжествующе указывала соседям теперь уже на две дырки: большую и поменьше. Мне даже показалось, что мама шпыняла Гриньку с большим удовольствием, как, собственно, и полагается будущей тёще. Однако речь вела совсем об ином:

— А ещё в женихи набивался, балахвост[i]! Чтоб ноги твоей в нашем доме не было!

На крыльцо с торжествующим видом поднялся папа. Кинул Гриньке звенящий мешочек. Тот дёрнулся поймать, но не удержал, только рассыпал. Монеты покатились, переливаясь блестящими боками. Люди алчно уставились на золотые кругляшки: хоть никто не бедствовал, а руки зачесались у каждого.