— Стас, ты успокойся, — сказал я. — Мне-то ненадо доказывать, что ты правильно сделал, что не прыгнул. Я это и так знаю.

— А кому мне еще доказывать?! — кипятилсяСтас. — Этой-то ничего не докажешь! Она вообще ничего не соображает!Евангелием ее хотели охмурить! Ее охмуришь, пожалуй. Из нее христианка, как изменя… Черепаха! Ой… — остановился он, вспомнив, как однажды КощейБессмертный чуть было не превратил его именно в черепаху.

— Да, трудно тебе с ней будет, — заметил я.

— Что значит, мне «с ней будет»?! С чего это мне с нейкак-то должно быть?! Да пошла она знаешь куда?!

— Представляю, — сказал я. — Но давайсформулируем корректнее. Скажем, «я разочарован». Так?

— Да. Вот именно. Я разочарован. И вообще, ты забыл,где мы находимся? Какая разница, очарован я или разочарован, если мыприговорены к пожизненному заключению, да, может, еще и загнемся тутпо-быстрому. Завтра начнут восхищать.

Да, он прав. Похоже, я уже настолько привык, что мыпостоянно попадаем в безвыходные ситуации и как-то всегда выкручиваемся, чторасслабился.

— Слушай, а правда, — поднял я тему, —почему, куда бы мы ни попали — на Венеру, в Древний Египет, в Антарктикуили вот сюда, мы вечно оказываемся в плену или в тюрьме?

— Может, у нас карма плохая? — ляпнул Стас. Воттебе и христианин. — А может, просто потому, что тюрьма, плен — этоприключение, — продолжал он. — Пока мы дома сидим, в школу ходим, насведь никто в тюрьму не сажает. А вот как приключения начинаются…

— Я бы даже сказал так, — поддержал я, — еслибы кто-то писал о нас книгу, он бы нас мимо тюрьмы точно не провел.

Мы переглянулись.

— Ты намекаешь на то, что мы снова в вымышленноммире? — спросил Стас.

— Ну, допустим. Хотя я об этом не думал.

— Если это и так, то эта гипотеза нам ничем не поможет.Мир уж какой есть, такой есть, за его пределы все равно не выпрыгнешь. Тыкогда-нибудь видел, чтобы какой-нибудь персонаж высунул голову из-под обложкикниги? Нет? Я тоже. Да и вообще, даже самый реальный мир — в каком-тосмысле все равно книга, которую пишет о нас Бог. Так чтовымышленный-невымышленный — для нас разницы нет. Мне это еще Решиловкогда-то объяснил. И можно об этом даже больше не разговаривать.

Ну что ж. Трудно было с ним не согласиться. Одно могусказать: автор этого мира, будь он Господь Бог или какой-нибудь второсортныйписатель-фантаст, тюрьму нам сочинил на этот раз довольно сносную. Спасибо ему.

Но Стаса, похоже, тема не оставляла, и он сделал вот что.Встал посередине комнаты, поднял голову в потолок и сказал:

— Эй ты, автор! Или авторы. Сделайте-ка уже побыстреечто-нибудь, чтобы нас отсюда поскорее выпустили! — После чего обернулся комне и сообщил: — Богу как-то легче молиться. Пиетету больше. А тут так ихочется сказать: «Эй вы, сволочи!..»

— Не надо, — только и успел я сказать, как вкоридоре раздался шум — звон ключей, скрип петель и гомон несколькихголосов.

Мы кинулись к двери, приникли к решетке и увидели… О боже жты мой! Мы увидели… Кубатая и Смолянина!!!

— Он услышал! Услышал! Кубатай нас спасет! —заорал Стас и запрыгал как сумасшедший. А миг спустя чуть не свихнулся и я,потому что вслед за дэзээровцами стражники втолкнули в тюрьму еще одного меня иеще одного Стаса.

— Костя! Костя! — заорал Стас, тот, который сиделсо мной, сквозь решетку. Не мне, а второму Косте.

— Кто это?! — удивился тот и принялся озираться.Причем говорил он по-русски.

— Это я, Стас!

— Это мой двойник, которого Неменхотеп сюдаотправил, — сразу понял Стас-два, — а Костя с тобой?

— Здесь я! — крикнул я.

— Ну а где им еще быть, если стоило нам тут появиться,как нас сразу — в тюрьму? — сказал Костя-два. Сообразительный. —Вот и их также. Ну, как вы тут?

— Нормально! — крикнул Стас. — Короче, сЛеокадией спорить бесполезно! Учтите!

— Идите, идите, — толкнул его один изстражников. — Не велено разговаривать!

— Ты, козел! Ты че пихаешься?! — завопилСмолянин. — Не трожь Кубатайчика! Не видишь, мужчина в положении!

Я во все глаза рассматривал себя через решетку, и мнепочему-то ужасно хотелось до себя дотронуться. Я бы сказал «возниклонепреодолимое желание», если бы оно не было легко преодолено дверью камеры.

— Судя по форме, — вторил СмолянинуКубатай, — вы — военнослужащие, не так ли? История учит, что воинывсех без исключения армий, во все века, с особой бережностью относились ковсему, связанному с материнством… Древнеримский историк Плиний сообщает, что вовремя длительных походов римских легионеров…

Но дослушать поучительную историю генерал-сержанта о римскихлегионерах мы не смогли, так как скованных наручниками дэзээровцев и нашихдвойников протолкали вперед, и мерное бормотание Кубатая, смешавшись с эхомсводчатого коридорчика, стало неразборчивым.

Стас посмотрел на меня странным взглядом.

— Я хочу его потрогать, — сказал он.

И мне не надо было объяснять, что он говорит о своемдвойнике.

Нет ничего удивительного в том, что, когда вторые Костя иСтас появились на Леокаде, они были моментально арестованы. Ведь каждая собаказнала нас тут в лицо: сперва мы стали самыми главными героями планеты,претендентами на ее трон, а потом — преступниками, нарушившими главныйзакон планеты… И вдруг нас увидели разгуливающими на свободе, да еще всопровождении двух более чем странных типов.

Теперь-то я одинаково хорошо знаю все, что происходило скаждым из нас, но некоторое время мне придется условно называть себя то просто«я» — это тот Костя, который уже давно на Леокаде, то «я-второй» или«Костя-второй» — это тот, который появился на ней со Смолянином иКубатаем. То же и со Стасами. Но эта путаница, поверьте, будет недолго. Обещаю.

Мы пытались переговариваться, но наши камеры были слишкомдалеки, и ничего из этого не получилось. Попытки мы прекратили, но близость сдвойниками вызывала сильнейшее возбуждение. А Стас все приговаривал: «Вотувидишь, Костя, вот увидишь! Кубатай нас спасет!..»

На следующий день, сразу после завтрака, в отношении меня иСтаса начали приводить в исполнение приговор о высшей мере наказания. Это был,так сказать, первый сеанс, но когда он закончился, мы уже всерьез сомневались,что протянем долго. А вы попробуйте четыре часа подряд наслаждаться балетомличинок разумных тарантулов? Посмотрел бы я, что вы запели бы после этого.

Тем временем меня-второго и остальных вновь прибывших водилина встречу с Леокадией, предварительно проведя гипносеанс усвоениялеокадийского языка. После двух-трех сказанных Костей и Стасом фраз Леокадияостановила их: