— Вот именно, — гневно глянула на дверь камерыпринцесса. — Но так было до благотворного влияния Леокады на их культуру.Уже давно этот конкурс из грубого и глупого зрелища превратился в соревнованиево всех видах искусств. Это самое демократическое состязание художников насвете, в котором может принять участие любой желающий. Леокада с радостьювключилась в эту игру. Время от времени спонтанно проводятся и «внеочередные»«Клизмы». Вот и сегодня представитель Соло на Леокаде сообщил мне, что черездва дня стартует такая внеочередная «Рваная клизма».

Принцесса смолкла.

— Здорово! — прошептал Стас со скрытой издевкой. Апотом добавил: — А мы-то здесь при чем? Зачем ты нам про эту клизмурассказала?

— Ах да! — встрепенулась принцесса. —Главное-то я вам и забыла сказать! Если участник по каким-то причинам находитсяв тюрьме, выиграв конкурс, он освобождается из-под стражи. Таков исконныйобычай злувов, и Леокада его ратифицировала.

— Очень похожая ситуация случилась в пятнадцатом веке сземным поэтом Франсуа Вийоном, — сообщил Кубатай. — Приговоренный кповешению, он был амнистирован как победитель в поэтическом состязании в Блуа.По условиям сонет должен был начинаться строчкой «От жажды умираю над ручьем».Это придумал Карл I, герцог Орлеанский, по случаю того, что в его замке пересохколодец. Кстати, и сам герцог был поэтом и написал сто тридцать одну балладу.Ранее, в 1415 году, после битвы при Азенкуре герцог попал в английский плен ипровел в лондонской тюрьме двадцать пять лет. Возможно, потому он и отнесся спониманием к сложной ситуации Вийона. Победивший поэт-убийца был освобожден, ноизгнан из Парижа. Впоследствии он писал стихи на воровском жаргоне и умер принеизвестных обстоятельствах.

Леокадия слушала его, не перебивая, затаив дыхание и чутьприоткрыв рот. Кубатай смолк, и пауза затянулась.

— Закрой рот, — тихо сказал Стас. — Он ужевсе сказал.

— Да! — встрепенулась принцесса. —Действительно, простите, заслушалась. Как замечательно, что среди васнаконец-то появился умный и эрудированный человек. Теперь, зная о том, что и ввашей истории имели место подобные факты, я спокойна за то, что вы все поняли.Но обратите внимание еще раз, как жесток ваш мир: поэзия и убийство,сострадание и война… Все это так переплетено у вас. Убийцу отпускают закрасивое стихотворение. Дикость!

— У нас это было полтысячи лет назад, — заметилСтас. — А у вас происходит прямо сейчас.

Принцесса пропустила его наезд мимо ушей и сказала:

— Мне осталось лишь добавить, что арбитром «Клизмы» вэтот раз выступает благородный злув Хру'Нестор, один из троих участниковдавешнего турнира, а тема, которую он установил, звучит так: «Два в одном». Ипоследнее. Это мой личный совет. Номер может быть групповым, синтетическим.Если он победит, из-под стражи будет освобождена вся команда его создателей.

— А судьи кто?! — крикнул Смолянин как-то оченьклассически.

— Народ, — отозвалась Леокадия. — Решениепринимается абсолютным большинством. Но… Я постараюсь как-то посодействовать… Унас ведь тоже есть оппозиция, есть недовольные и моей политикой, и вашимарестом, есть желающие мне насолить… Я сумею это использовать. Короче,готовьтесь. Сообщите, что вам нужно для победы, и вам будет предоставлено всебез ограничений.

— Пулемет «Максим», — тихо пробормотал Стас.

— Что-что?

— Ничего, — буркнул Стас.

— Ну и замечательно.

Она хотела уже уходить, но один из Олдей, не Первый,курчавый, не Второй, рыжебородый, а другой, лысоватый и улыбчивый, впервыеподал признаки жизни:

— Принцесса, вы не сказали о праве народа, —вкрадчиво сказал он.

Все-таки полезно иметь советников.

— Ах да! — спохватилась Леокадия. —Действительно. Согласно прецедентному праву, которым регламентирована жизньпринцессы, если она еще не замужем, народ вправе требовать от нее сочетатьсябраком с победителем «Клизмы». — Сказав это, она бросила томный взгляд надверь, за которой был заперт Кубатай. — И отказаться она не может. Таквышла замуж моя прабабушка и была счастлива до конца своих дней.

— А он может? — раздался из-за двери робкий голосКубатая.

— Что может?

— Отказаться?

— Он может, — отозвалась принцесса. — Еслион, конечно, конченый идиот и ему безразлична судьба его планеты.

— А если победит команда? — поинтересовался я.

Леокадия искательно глянула на советников.

— Народ вправе выбрать из нее фаворита, — сообщилеще один, самый симпатичный, чернобровый Олдь, который, по-моему, даже былженщиной.

— Ну и законы… — пробормотал Стас.

— Множеством этих поправок народ в лице парламента ужемного веков борется за ограничение королевской власти, — пояснилаЛеокадия. — Практически каждая последующая правительница, добиваяськаких-то поблажек для себя, дает повод парламенту вписать еще несколькоподобных пунктов… И жизнь каждой последующей принцессы оказывается втиснута вовсе более и более узкие рамки. Но иногда это даже помогает.

— Как корсет помогает сохранять и без тогозамечательную фигуру, — не удержался от сравнения Кубатай.

— О да, мой джигит! — воскликнула Леокадия ипорывисто покинула тюрьму.

— Я в конкурсе участвовать не буду! — заявилКубатай, стоило ей исчезнуть.

— Как же это, Кубатайчик?! — закричалСмолянин. — А если мы выиграем, всех тогда отпустят, а ты останешься?!

— Если я буду участвовать, ничего вы невыиграете, — самокритично заявил Кубатай. — Я ведь ничего не умею.

— Да ты что, Кубатай?! — воскликнулСтас-второй. — Ты ведь все на свете знаешь!

— Знать и уметь — это совсем не одно и то же.

— Ерунда! — воскликнул Стас-первый. — Давайтепридумывать сценарий, и я уверен, место там найдется всем.

И мы принялись за подготовку. И заканчивали ее, когдасостязание уже вовсю стартовало, и другие участники выступали на главныхплощадках планеты. Стать полноправными зрителями нам, заключенным, неразрешили, но установили в наших камерах визоры. Но мы не следили за ходом конкурса.Во-первых, мы боялись убедиться, что с остальными нам тягаться бесполезно.Во-вторых, мы не хотели что-нибудь нечаянно повторить. И в-третьих, у наспросто не было на это времени.

Нас так и не объединили, но оставили в камерах напротив, и впроцессе подготовки мы могли общаться. «Два в одном». Идей было много, но однавозобладала, и неожиданно именно Кубатай стал главной символической фигуройнашего замысла. Делать при этом ему не надо было почти ничего, так чторазговорами о своем «ничегонеумении» он отвертеться уже не мог. Главным жедействующим лицом был Смолянин, а мы — два Кости и два Стаса — былине более чем фоном. К счастью, мы обнаружили, что копиям очень легко двигатьсясинхронно, и это делало нас незаменимой подтанцовкой.