Нужно было заставить ее пойти с ним. Ведь онипринадлежат друг другу. Неужели она этого не поняла?

В злости он дал газ и вернулся обратно кТурстейну. Ему нужно было выпить. Нужно было смеяться. Что угодно!

К нему подбежала Турид и стала просить дать ейпрокатиться на его «вольво».

— Ты отвез ее прямо домой? Почему тебя не былотак долго?

Она была золотисто-коричневая, глаза сияли. Доних доносился гул голосов и смех.

Горм не ответил. Он вспомнил, что кое-чтопривез, и пошел за пакетом из винного магазина. Турид повисла у него на руке.Аромат ее духов окутал его. Оставалось только покориться ему. Гости ужесмотрели на них. Он чувствовал это затылком.

Открыв крышку багажника, Горм ощутил запахпороха и трубочного табака. Там еще лежали отцовские охотничьи сапоги и куртка.Трубка выпала из кармана. Горм положил ее го и быстрым движением застегнулмолнию.

— Пожалуйста, на усмотрение хозяина, — сказалон, когда они с Турид поднялись на веранду.

Турстейн взял бутылку и радостно хохотнул.Потом налил им два бокала виски и хлопнул Горма по плечу. Они чокнулись, вискиярко вспыхнуло. Турстейн начал излагать свои соображения относительно опта.

Горм был не в состоянии следить за его мыслью,но не хотел обидеть друга, поэтому он переменил тему разговора и объявил, чтохочет перетанцевать со всеми дамами. Это вызвало благожелательный смех.

Дам было много. Горм мог бы танцевать всюночь. Но, к сожалению, у них не было лиц. Ни у одной из них не было ничего, чтонапоминало бы лицо. Лишь складки кожи, зубы, духи. Ну и еще, конечно, волосы.Их пронзительные голоса напоминали звук сварки в пустой нефтяной бочке.

— Он не хочет дать мне покататься на своемавтомобиле, — пожаловалась Турид и толкнула Горма в грудь, когда он танцевал содной из учительниц.

Турстейн вмешался и потребовал, чтобы Гормсейчас же показал Турид свой «вольво».

— Что тебе стоит, — сказал он.

Горм понимал, что это безумие. Что он пьян.Они ехали по пустынной дороге, посыпанной гравием, потому что Турид до смертизахотелось полюбоваться природой. Однако природой это не ограничилось. Потомучто в конце концов ей понадобился он сам.

Потом оба почувствовали неловкость. Она лежалас обнаженной грудью и смятой вокруг талии юбкой. Он — со спущенными нащиколотки брюками и в рубашке с оторванными пуговицами.

Наконец они вернулись к машине, он накинул нанее свою куртку. Начинало светать. В углу рта у нее был прыщ, которого онраньше не заметил. Ничего страшного. Но ему больше не хотелось ее. Онапривлекала его не больше, чем киноафиша после того, как он уже посмотрел фильм.Он потерял интерес к этому фильму.

Кроме того, она была девушкой Турстейна. Вморе его за такое избили бы. Как поступают на берегу, Горм не знал. Они сТурстейном были одинаково сильные. Но дружба, или как еще можно назватьотношения между ними, на этом бы кончилась, если бы они с Турид все рассказалиТурстейну. Горм чувствовал, что у него не хватит на это мужества. Во всякомслучае, сегодня.

В машине Турид опустила козырек от солнца, наобратной стороне которого было зеркало. Накрасила губы, попудрилась. Гормсмотрел в сторону. На море. Там было пусто.

Он подумал, что надо спросить Турид, не жалеетли она о случившемся. Но ее лицо не выражало сожаления, и потому он толькоспросил, хочет ли она вернуться на вечеринку. Собственно, надо было спросить,хочет ли она вернуться к Турстейну, но он не спросил. Она сказала, что хочетдомой.

Она жила в зеленом доме, каких было много вэтом разбомбленном во время войны городе. Дом Горма уцелел. Это просто чудо,обычно говорила мать. Грешно было говорить о безобразии этих выстроившихся вряд, похожих на казармы домов. В них было что-то героическое. Во всяком случае,для тех, кто знал историю. Если кто-то признавался, что не имеет понятия о том,что тут произошло во время войны, его презрительно ставили на место: «Ты ничегоне знаешь? А ведь этот город был буквально сметен с лица земли немецкимибомбардировками!»

Турид жила в мансарде. Она показала ему своеокно. Оно было открыто и могло хлопать от ветра. Хозяину это наверняка ненравилось. Но он помалкивал.

Турид выбралась из машины и вопросительноулыбнулась Горму. Он не знал, что сказать ей.

— Мы еще увидимся? — спросила она.

— Вместе с Турстейном?

Она покраснела.

— Нет, я с ним порвала.

— Как это понимать?

— У нас с Турстейном никогда не было ничегосерьезного.

Горм вспомнил, что из-за нее Турстейн бросилБерген и вернулся в город, но промолчал.

— Давай завтра сходим в кино? — предложилаона.

— Ну-у... — протянул он.

— В восемь часов? В «вольво»?

— В «вольво».

Она широко улыбнулась, и прежде чем скрыться вдверях, обернулась к нему. Он дал газ.

Вообще, ему хотелось поехать прямо домой, ноон заехал к Турстейну, чтобы сказать, что Турид уже дома. Один из лётчиковжарил на кухне остатки мяса. Он был в отличном настроении и объявил, что ониуложили хозяина спать.

Горм написал записку и положил ее на столик вприхожей.

«Спасибо за вечер! Турид доставлена домой.

Горм».

Это было самое подлое сообщение из всех, какиеему приходилось писать. Но Турстейн, хоть и не ходил в море, должен понимать,что гитара не идет ни в какое сравнение с «вольво». Тем более, в глазах Турид втот вечер.

Окно было расположено высоко, и света от негобыло безнадежно мало, как будто Руфь карали за то, что она использует спальнюне только для сна.

Но она хотя бы не видела кровати. Кроватьнаходилась у нее за спиной.

Рабочий стол представлял собой двухметровуюдоску, покрытую синей клеенкой. На нем расположились стопки тетрадей ссочинениями, блокнот для набросков, карандаши и швейная машинка.

Уве уехал рано. Она слышала, как он искал вшкафу свои вещи, но делала вид, что спит. Берегла силы. Он был недоволен, чтоона одна поехала на вечеринку к Турид, но не протестовал, потому что сампредполагал отсутствовать несколько дней.

Тур разбудил Руфь в девять часов. Он залез кней под перину и хотел, чтобы она почитала ему книгу, которую он принес ссобой. Она открыла глаза и сказала, что, для того чтобы читать, ей надо сначалапроснуться.

Когда они умылись и оделись, она помогла емупринести свои игрушки к ней в спальню.

— Мама будет работать, — сказала она.