— А теперь прошло?

— Еще не знаю.

«Когда он просыпался и всем телом ощущалдвижение судна, он всегда думал: Зачем?»

Горм снова начал делать записи в желтомблокноте. То, что он писал, не всегда было связано между собой, но всё-такипродолжал писать. Не о том, что на самом деле его мучило или вселяло тревогу.Но о том, как все могло бы быть, если бы обстоятельства сложились иначе.

Просматривая старые записи, он видел, что трираза написал одни и те же слова: «Он решил уехать». Горм никогда не писал отпервого лица. И никогда не писал о матери. Это было немыслимо. Все, что онпишет, должно было быть новым и смелым. У будней тоже должна быть перспектива.Мать тут была ни при чем. К тому же теоретически существовала опасность, чтожелтый блокнот может попасть к ней в руки.

Горм решил для себя, что не случится ничегострашного, если мать узнает, что он не всегда придерживался морали. Но не могрисковать, чтобы она узнала о его неприязни к ней. Это бы ее убило.

Конечно, можно выражать свои сокровенные мыслиокольным путем. Он догадывался, что писатели так и делают. Они либо возвышаютличность, приписывая ей значительные мысли и поступки, либо убирают все мелкоеи недостойное, чтобы подчеркнуть благородное.

Это помогало понять отношение Аска Бурлефута,героя Агнара Мюкле, к женщинам, которых он не любил. Без этого автор не сумелбы показать читателю все стадии развития героя. Так сказать, становлениемужчины.

Все это Горм понимал и, тем не менее, никак немог сформулировать хоть одну фразу, которая оправдывала бы его поступок: онпереспал с Турид лишь потому, что не мог получить ту, которую хотел.

Пытаясь уйти от главного, он исписал многостраниц, выражая удивление по поводу того, что люди бывают способны на стольнизкие поступки. Когда несколько дней спустя он перечитал написанное, оно показалосьему довольно невнятным, и уж никак не смелым.

Он не уехал. Вместо этого он снова встретилсяс Турид. Она пригласила его к себе. Хозяйка не должна была видеть его, поэтомуТурид прошла первая и оставила дверь открытой.

Он все-таки не мог гарантировать, что хозяйкане заметила его, но Турид легко успокоилась, когда он сказал, что этомаловероятно.

Это не было ни ложью, ни правдой. Простоудобный выход из положения. Собственно, Горм научился этому у директора своейфирмы Хаугана. Он ежедневно наблюдал, как Хауган подобным образом умиротворяетсвоих служащих. Это действовало безотказно. Именно так Хауган и добивался отних наилучшего результата.

У Турид повсюду лежали вышитые салфеточки. Ивместе с тем в ее комнате было что-то тревожное, не вязавшееся с ее пышнымтелом и уверенными движениями. Или с ее дерзким языком.

Это безумие, думал Горм. И тем не менее, ониопять и опять оказывались на ее диване, покрытом чехлом в мелкий цветочек ипахнущем дезодорантом.

В тот день, когда Турстейн должен был начать работатьв отделе опта, начальники других отделов и руководители всех рангов собралисьна завтрак в конторе Горма, чтобы познакомиться с ним.

Турстейн ни разу не обмолвился, что ему всеизвестно о Турид и Горме. Он был добродушен, весел и заинтересован в работе. Онизложил свой план стратегии фирмы, с которым она должна встретить новыевремена, как он выразился. Главное, иметь нужные товары для нужных покупателей.Нет смысла, к примеру, продавать бикини на Нордкапе.

Хенриксен и Хауган были довольны. Прежде чемзавтрак кончился и все разошлись по своим местам, Хенриксен дружелюбно хлопнулТурстейна по плечу и дважды заметил: «Высший сорт!»

Оставшись вдвоем, Турстейн и Горм одновременнопроизнесли имя Турид, и обоим стало смешно.

— Будущего у наших отношений не было, но покаони продолжались, это было приятно, — сказал Турстейн.

— Хорошо, — коротко сказал Горм. - Выпьемвечером пива?

— Выпьем, — с облегчением согласился Горм.

В ту же минуту Горму сообщили, что ему звонитдама. Он взял трубку, Турстейн махнул ему на прощание и ушел.

Звонила Турид. Ей нужно встретиться с ним.Сегодня же. Как только Горм услышал ее голос, он понял: что-то случилось.

— Я так давно тебя не видела, — сказала Турид.

— У меня много работы.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Встретимся в четыре возле магазина, — сказалон, помедлив.

— В «вольво»? — жалобно спросила она.

— В «вольво», — подтвердил он.

Турид была очень красива и даже торжественна.Светлые полосы обрамляли ее лицо. Он смотрел на нее сбоку, она молчала иразглядывала свои руки.

— Что ты хотела мне сказать?

— Вот остановимся где-нибудь, и скажу.

Он свернул на лесную дорогу и остановился уозера. В затылке сверлила какая-то белая точка, поэтому когда Турид сообщилаему свою новость, она прозвучала уже эхом.

— У нас будет ребенок. — Турид беспомощнопоглядела на него.

Презервативы. Господи, как глупо! — подумалон. Тогда в первый раз на пирушке у Турстейна, он ими не воспользовался.

— Ты уверена?

— Да. — Она не спускала с него глаз. Горм могутешаться только тем, что ей, наверное, сейчас еще хуже, чем ему. Для нее этокатастрофа, подумал он. Он знал, что в подобных случаях мужчина должен сказать:«Мы поженимся». Но не сказал. Правда, он обнял ее и слегка прижал к себе. Ноэто не могло утешить даже его самого.

— Надеюсь, мы поженимся? — услыхал он ееголос.

В отцовском «вольво» образовался вакуум. Онприник к лобовому стеклу даже снаружи; липкий и пустой, он тянулся до самогоморя. Красное небо с зеленовато-желтыми просветами на западе. У края воды не втакт покачивались бутылка из-под колы и консервная банка.

— Турид, мы ведь совсем не знаем друг друга.

— Ты это уже говорил.

— Ладно. Там видно будет. Я отвезу тебя домой.Мы еще подумаем.

Он включил мотор и задним ходом вывел машинуиз кустарника.

Турид не плакала. Ее крупные розовые губывыражали подавленность. Почему он раньше не видел, что у нее такой плотоядныйрот?

— Можешь высадить меня на площади, — жесткосказала она.

— Зачем?

— Не твое дело, подонок!

— Разве мы не оба виноваты в случившемся? —спросил он и резко свернул, чтобы не столкнуться с мотоциклом.

— Я думала, что нравлюсь тебе. Ты так на менясмотрел. Турстейн тоже так думал. «Горм по уши втрескался в тебя», — сказал онмне однажды.