Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но почему? — спросил Горм.
— И ты еще спрашиваешь, почему? Ты! — хриплосказала Эдель.
Все замолчали. Даже мать.
— Ты хочешь сказать, что у него началасьдепрессия из-за моего отъезда и потому он покончил с собой?
— Дети, перестаньте! — взмолилась мать. — Мыдолжны бережно относиться друг к другу.
— Отвечай! — потребовал Горм.
— Я не знаю! — отрезала Эдель. — Я ничего незнаю! — крикнула она и выбежала из комнаты.
— Поберегите друг друга, — дрожащим голосомсказала мать.
Марианна над столом протянула Горму руку.Хрупкую и белую по сравнению с его рукой. Но смелую.
— Давайте вспомним что-нибудь приятное. Ладно?—-попросила мать.
— Простите. — Горм встал.
Эдель сидела на кровати, опустив голову наруки. Она не ответила, когда он постучал в дверь. Ни слова не говоря, он селрядом с ней.
— Чего тебе? — шепотом спросила она.
— Не знаю. Я ничего не знаю, — ответил он ипонял, что повторил ее слова.
Ему стало легко, когда он увидел, что она неплачет.
— Как тебе живется в Осло? Как занятия?
— Хорошо. Только один раз завалила экзамен.
На тумбочке горела лампа. Она была сделана ввиде эльфа. Матерчатые крылья служили ширмой. Одно крыло было в коричневыхпятнах, видно, прогорело, рука у эльфа была сломана.
— Я была в Индрефьорде, когда его нашли, —сказала она.
— Ты смелая. — Он нерешительно обнял ее.
Она стукнулась головой ему в грудь, и еепальцы больно впились в его руку.
— Камень пришлось отрезать... он был слишкомтяжелый. Мне велели уйти, но я не могла. Как я могла уйти, правда?
Он покачивал ее из стороны в сторону. Прижалсялицом к ее лицу, несколько раз пытался что-то сказать. Найти слова, которыебыли бы важны для нее. Но все слова, которые он знал, были пустыми и не имелисмысла.
— Прости меня, Горм. Я не считаю, что это твоявина. Но в последний раз, когда я его видела, мне показалось, что он... самыйодинокий человек из всех, кого я знала. И все-таки ничего не сделала.
* * *
Красное дерево в конторе сверкало свежейполировкой. На письменном столе стояла фотография отца в серебряной рамке страурной лентой.
Читать завещание должен был адвокат Ванг.Семья собралась в полном составе. Бабушка была больна с тех пор, как узнала осмерти отца. Ванг сообщил, что она получила свою долю, когда овдовела. Большеона ни на что не претендует, независимо от того, что написано в завещании.
Если Герхард, вопреки ее пожеланиям, что-тозавещал ей, она готова разделить это поровну между своими тремя внуками. Ванг,по-видимому, процитировал ее слово в слово.
Акции компании «Гранде & К°» полностьюпринадлежали Герхарду Гранде после того, как несколько лет назад он купил их уболее мелких акционеров.
Горм получал в наследство семьдесят процентовакций при условии, что возьмет на себя управление компанией. Сестры и матьполучали каждая по десять процентов. Если Горм не хочет заниматься деламифирмы, он, как и другие, получит десять процентов. Мать получала право решатьвопрос о продаже. Прибыль от возможной продажи должна принадлежать ей, заисключением того, что по закону должны получить дети.
Личная часть наследства поступает в распоряжениематери. Кроме недвижимости в Индрефьорде, которая переходит Горму, мать будетраспоряжаться городским домом до своей смерти, но дом остается во владениеГорму, независимо от того, возглавит ли он фирму.
Эдель ерзала на стуле, не поднимая глаз. Когдаадвокат произнес слова «десять процентов», она стиснула руки. А когда былообъявлено, что Индрефьорд остается Горму, у нее побелели губы.
Марианна смотрела вдаль отсутствующимвзглядом, она выдвинула вперед подбородок и не показывала своих чувств.
Мать вздохнула, но вид у нее был безучастный.
После оглашения завещания все посмотрели наГорма. У него была дурацкая маленькая татуировка возле левого соска, но они обэтом не знали. Символ веры, надежды и любви. Он сделал ее на свои первыезаработанные деньги. В Сингапуре. Почему-то сейчас он вспомнил, что делать еебыло больно и ранка потом некоторое время болела. Но быстро зажила.
Он старался не смотреть на родных. Взгляд егобродил по кубкам отца, полученным за стрельбу. Почему отец не застрелился? Ведьэто более героично, чем утопиться. Чтобы избавить мать от вида крови?
Слева от двери висел дедушкин портновскийдиплом. У отца специального диплома не было. Он только учился в Высшем торговомучилище — одновременно с Агнаром Мюкле, — чтобы стать достойным наследникомпортняжной фирмы, которую дед превратил в оптовую продажу трикотажа,сопутствующих товаров, мужского и дамского платья.
Отец говорил, что он тоже почти ничего незнал, когда начал работать в фирме. Но через двадцать пять лет акционерноеобщество «Гранде & К"» превратилось в самую большую фирму в этой частистраны.
Теперь место отца должен занять Горм. Не зная,что от него требуется, за исключением того, что если он не захочет возглавитьфирму, то получит те же проценты, что отец определил дочерям. Такова былапоследняя воля отца.
Горм на минуту закрыл глаза и увидел передсобой пачку желтых блокнотов, которые еще лежали в его матросском мешке,перехваченные прочной резинкой. Потом он одернул рукава пиджака и медленновстал со стула.
— Значит, остается только начать.
Слова отца легко слетели у него с языка,словно он привык произносить их.
Адвокат Ванг пожал ему руку.
Мать повисла у него на шее. Она выгляделамокрой, но чистой тряпкой. Баклан и Лебедь с прямыми спинами сидели на своихстульях, взгляды их были обращены в себя.
Если раньше они не ненавидели меня, товозненавидят теперь, подумал Горм, не в силах решить, важно это для него илинет.
По мере того как служащие входили в контору ирассаживались вокруг стола, они пожимали Горму руку и выражали • и.»исоболезнования.
Заведующий делами Хенриксен произнес короткую,прочувствованную речь. Сказал о большой потере и большом человеке. Передалприветствия от Пароходства Салтена, Металлического завода, Оружейного завода вКонгсберге и многих других, потерявших члена своих правлений или ведущегоигрока команды.
Потом новому директору были предъявлены цифры.Все исходили из того, что Горм будет называться директором, а не коммерсантом,что было бы несколько старомодно. Гранде сменили свой титул несколько летназад.
— На мой взгляд, коммерсант звучит нискольконе хуже. Но я подумаю над этим, — пообещал Горм.