– Потрясающе! – не сдержалась я. – Почти всяМосква на ладони.

– Наш дом стоит на холме, – улыбнулась МаринаСтепановна, – очень удачно, внизу Москва-река, туда не втиснуть точечнуюзастройку. У Игната было несколько квартир на примете, он мог купить огромнуюжилплощадь, но вошел сюда и влюбился в панораму из этого окна.

Я оперлась ладонями о подоконник, ощутилакакую-то неровность, посмотрела на выкрашенную белой краской доску и спросила:

– Вы не делали евроремонт? Не меняли окна?

Марина Степановна, продолжая любоватьсяпейзажем, ответила:

– Игнат Игнатович на все просьбы детей оремонте отвечал: «Мы не Европа по менталитету и климату. Не собираюсь бежать,задрав штаны, за глупой модой. От стеклопакетов в помещении слишком сухо,мебель коробится, портятся книги, картины. И пластик бездушен, он делает окнопошлым. Мне по вкусу простая деревянная рама, которую на зиму заклеиваютбумагой». Мы несколько раз проводили косметический ремонт, но муж даже слышатьне хотел о более радикальной перестройке жилья.

– Здесь на подоконнике след, – сказала я.

– Где? – прищурилась вдова.

Я ткнула пальцем.

– Подобная отметина получается, если поставитьна подоконник цветочный горшок без подставки, а потом поливать растение. Дноприлипнет, уберете растение – останется пятно.

– Нет у нас комнатных цветов, – поразиласьМарина Степановна, – мы держим лишь букеты в вазах.

– Вы давно сюда заходили? – спросила я увдовы.

– После смерти мужа ни разу, – призналась та.– Не хватало мужества, сегодня впервые решилась.

– А до кончины Игната Игнатовича? – продолжилая.

Марина Степановна задернула шторы.

– Наверное, весной, перед отъездом на дачу. Явсегда обхожу квартиру, закрываю окна, занавески, проверяю краны.

– След был? – наскочила я на вдову.

– Нет, – уверенно ответила та, – я бы егозаметила и ликвидировала.

– Так, весной ничего не было, – отметила я.

– Стойте! – воскликнула Марина Степановна, – явспомнила! За три недели до кончины Игната мы отмечали его именины. Праздновалитихо, вдвоем. Дети разъехались кто куда. Дочь давно работает в Париже, а сынполетел по делам в Омск.

Я тут же вспомнила, как заказывала злополучнуюпиццу, и поежилась. Игнатьева спокойно продолжала:

– Вечером, около восьми, приехал посыльный измагазина, привез цветок в горшке, к нему была пришпилена записка: «С днемангела, папочка. Твоя дочка Тоня». Антонина очень внимательная, решилапорадовать отца.

– Из какого магазина прибыл курьер? – перебилая вдову.

– Откуда мне знать? – удивилась та. – Пареньсунул мне пакет и бумажку «Все оплачено». Я дала юноше на чай и захлопнула дверь.

– Позвоните дочери, спросите, где оназаказывала горшок! – потребовала я.

– Зачем? – оторопела Марина Степановна.

– Поторопитесь, – приказала я.

Мы вернулись в кабинет, хозяйка, взяв телефон,начала беседовать с Тоней, потом, положив трубку, растерянно сказала:

– Антонина цветов не посылала. Она призналась,что закрутилась и забыла про день ангела отца. Странно!

Я вопрошающе взглянула на Марину Степановну,та залепетала:

– У меня аллергия, дочь об этом знает иникогда не дарит цветы. Я плохо реагирую на лилии и розы, но Тонечка на всякийслучай не приносит в дом ни астры, ни фиалки, ни герберы, ничего!

– Странно, что Игнат Игнатович не вынес горшокна помойку, – удивилась я.

Марина Степановна вскинула брови.

– Он же считал его подарком дочери! Посмотритена эти полки. Видите фигурки из пластилина, оригами, модели парусников? Этоподелки сына и дочери, они в детстве преподносили отцу собственные изделия.Игнат их хранил. Он был очень деликатен, никогда не говорил, что сувениры емуне по вкусу. Уже в зрелые годы сын преподнес отцу одеколон. Между нами говоря,отвратительный, удушливый парфюм, а муж любил духи с ненавязчивым цитрусовымзапахом. И что бы вы думали? Игнат пользовался одеколоном до последней капли,не хотел расстраивать мальчика! Я уж Андрюше потом потихонечку шепнула: непокупай больше такую гадость. Тоня преподнесла папе серебряный подстаканник, ис той поры Игнат пользовался только им.

– Но с горшком случился конфликт интересов.Его подарила дочь, а у вас аллергия, – перебила я Марину Степановну.

Вдова печально улыбнулась.

– Муж находил выход из любого положения. Онотнес растение в крохотную спаленку. Я туда не входила, следовательно, не моглазаболеть.

– А что случилось с цветком потом? – неуспокаивалась я. – От него остался лишь красный след на подоконнике.

Марина Степановна заметно растерялась.

– Не знаю. Римма!

Медсестра вошла в комнату.

– Все в порядке?

– Ты не видела в маленькой спальне горшок сцветком? – спросила вдова.

– Нет, – удивилась медсестра, – да я туда и незахожу. Спросите у Ляли.

– Верно! – спохватилась Марина Степановна ивзялась за телефон.

– Кто это такая? – шепотом спросила я у Риммы.

– Домработница, – так же тихо поясниласиделка, – приходит два раза в неделю, убирает, стирает.

– Ага, ага, ага, – кивала головой вдова.

Я ощутила азарт и, наплевав на хорошие манеры,выхватила у Марины Степановны трубку.

– Ляля, вы убирали цветок?

– Так он засох, – затарахтел бойкий голосок, –скуксился, листочки завяли, от цветка остались лишь темно-синие ошметки, вродепомятой тряпки. Я вынесла горшок в мусор.

– Выбросили вместе с кашпо? – не успокаиваласья.

Ляля испугалась.