— Самых обычных. Вымогательств, угроз, разборок савторитетами?

В разборки с авторитетами никак не укладывались попыткиприкончить Суркову, с Алининым бизнесом вроде бы не связанную, но он должен былспросить.

— Нет, — сказала она, — не было. У меня очень специфическийбизнес. Знаете про неуловимого Джо? Ну, которого никто не может поймать? Егоникто не может поймать не потому, что он так крут, а потому, что он никому ненужен. Так и я. Кроме того, я же не с потолка упала. У отца в мэрии связи,друзья. Я не на пустом месте начинала, Игорь Владимирович. Я бы никогда в жизнине получила доступ к рекламным бюджетам крупных компаний, если бы компаниям вмэрии не посоветовали иметь дело с рекламным агентством “Вектор”. Так чтовопросов ко мне никогда ни у кого не было.

Никоненко доел с тарелки остатки картошки, едва удержавшись,чтобы не вылизать ее, поднялся и потряс чайником, проверяя, есть ли в нем вода.

— А ваша подруга? Через нее не проходили какие-нибудь секретныедокументы, денежные договоры?

— Маня секретарша, — сказал Алина жестко, — секретарша. Сшефом не спит и никакого доступа к информации у нее нет. Кроме того, заинформацию убивают только в американском кино. Разве нет?

Никоненко развеселился.

— Вам виднее, — сказал он, — а за что, по-вашему, убивают унас?

— За деньги, — ответила она спокойно, — только за деньги.Ну, конечно, если не в пьяных драках.

— Ну конечно, — согласился он, и Алина моментальнопочувствовала себя идиоткой.

Как это у него получается? Его мнение должно быть ейсовершенно безразлично, но ей почему-то не хочется, чтобы он считал ееидиоткой. Как будто его мнение может иметь для нее хоть какое-то, значение!

Чайник зашумел на плите, и Буран, вывалив язык, прошел мимооткрытой кухонной двери. Полы поскрипывали, Буран был тяжелый.

— Вам что-нибудь известно, Игорь Владимирович? — спросилаАлина, сняла очки и потерла глаза. На носу остались красные отметины от оправы.— Ну хоть что-нибудь?

— Известно, — Игорь тоже потер глаза. После еды спатьзахотелось непреодолимо.

— Вы мне не расскажете?

— Смеетесь, что ли?

Она снова надела очки и посмотрела внимательно:

— А нас… убьют, Игорь Владимирович?

Вместо ответа он брякнул:

— Давайте говорить на “ты”, Алина Аркадьевна. Мне так проще.По ментовской привычке.

Кажется, наконец, ему удалось удивить ее по-настоящему.Конечно, что за фамильярности с ментом! Папа в мэрии друзей имеет, а она сментом на “ты” будет разговаривать!

— Ну что? Не пойдет?

— Почему не пойдет, — пробормотала она, — давай попробуем.Только если ты не будешь звать меня Лина или Аля.

— Не буду, — он улыбнулся. — Чай в большой коробке на полке.Завари, а я покормлю Бурана и устрою тебе ночлег.

Он вернулся через двадцать минут. Алина — не Лина и не Аля —пила чай из его собственной кружки, прихлебывала маленькими глотками.

— Постель я разобрал, — сказал он, стараясь не смущаться, —полотенце положил. Показать или сама найдешь?

— Игорь, за что нас с Маней хотят убить? Ты знаешь?

Он помолчал.

— Я думаю, как раз за то, за что убивают только вамериканском кино.

Она ничего не поняла.

— То есть за что?

— За информацию. Давай спать, поздно уже.

* * *

Утром первым делом Никоненко позвонил Потапову.

— Мне бы поговорить с вами, Дмитрий Юрьевич, — попросил онжалобным тоном участкового уполномоченного Анискина. — Мне правда очень нужно.

— Приезжайте, — сказал Потапов, — или вы хотите, чтобы я квам приехал?

— Нет, нет! — вскричал “Анискин”. — Я сам подъеду!

— Жду, — ответил Потапов и положил трубку.

Кабинет у министра был куда больше, чем кабинетначальственного Евгения Петровича Первушина, и не столь безлик и казарменнотяжеловесен. Секретарша тоже оказалась не такой, какой ее представлял себеНиконенко по голосу в трубке. Ей было лет пятьдесят, и она была похожа наМаргарет Тэтчер.

Чудеса, да и только.

Потапов не стал принимать милицейского капитана, сидя занеобъятным, заваленным бумагами столом. Вышел и пристроился напротив, заприставным столиком для переговоров. Столик был длиной метров пять.

— Чай, кофе?

Никоненко не хотел ни чаю, ни кофе.

С утра он напился кофе в компании проходящей по делу АлиныЛатыниной. Пожалуй, он проспал бы, если бы она его не разбудила. И даже хуже —под утро ему по обыкновению снились красочные эротические сны, и, когда онапришла его будить, он не сразу понял, что это вовсе не продолжение его ночныхфантазий, и долго мычал что-то маловразумительное и подсовывал ее ладонь себепод щеку, пока она, наконец, не схватила его за нос и этим разбудилаокончательно.

От воспоминаний ему стало жарко.

Потапов посмотрел с удивлением — скулы у капитана покраснелиочень заметно.

— Дмитрий Юрьевич, зачем вчера вечером к вашей подругеприходил Сидорин?

— Откуда вы знаете?

— Видел.

Потапов засмеялся:

— А еще говорят, что у нас в милиции работаютнепрофессионалы! Точно не будете ни чай, ни кофе?

Опять он со своим кофе! Только-только капитан усилиеммогучей воли согнал краску с физиономии!

Утром она была совсем другая — непохожая на броненосец“Потемкин”, свежая, как будто только что умывшаяся колодезной водой. Бриллиантына пальцах не сверкали хищным блеском, а по-утреннему бодро блестели, когда онаналивала кофе. Очень короткие волосы утратили парикмахерский изыск, и она смутилась,спросив у него фен. Какой еще фен? Откуда у него фен?!

— Сидорин пришел потому, что вы напугали его до смерти, —сказал Потапов. — Он решил, что вы собираетесь упечь его в тюрьму, и явился кМане, чтобы узнать у нее, как поговорить со мной. Он решил, что спасти его могутолько я.

— От меня спасти? — уточнил Никоненко.

— От вас, — согласился Потапов. — Он был очень удивлен,увидев меня. Он не знал, что я… у Мани.

— Вы уже решили, как будете его от меня спасать?

— А его надо спасать?